Человек живет словами. Часть 4.

Недовольство действительностью, царящими в обществе порядками испытывает просветитель по натуре, «агитатор искренний и бесстрашный». Для Богословского составляет смысл жизни говорить с людьми «про неправды бессудные, про обиды безмерные». И не находит герой равных себе, близких по духу сотоварищей. В тоске по союзникам и поддержке он взывает: «Сезам, Сезам, кто знает, чем Сезам отпереть, — вот кто нужен!.. Мужа, дайте мужа нам, которого бы страсть не делала рабом».

Но еще мрачнее сомнение в цели, в том, что есть «секрет», который бы стоило искать: «Понимаете, этого слова-то «Сезам, отворись», что в сказке говорится, его-то и нет!» Отвергнутому всеми ему приходится сделать вывод о своей неприменимости, о своем «постылом житье»: «Делать мне здесь нечего, и я одним себя утешаю, что нигде, видно, нечего делать опричь того, что все делают: родителей поминают да свои брюхи набивают». Горек выстраданный им ответ на вопрос: «Русь, куда стремишься ты?»: «Некуда идти. Везде все одно». Страсти «добровольного мученика» завершаются его самоубийством, последним выходом из тупика. В душном, темном «куточке», как будто специально отделенном от просторной лесной поляны, залитой лунным светом, находят Овцебыка висящим на крестьянском пояске.

Так уже в первом развернутом опыте Лесков-художник показал себя чутким и проницательным летописцем эпохи. Поступаете в 2019 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.

Драма его. героя была обусловлена временем, а вместе с тем писатель надолго вперед предугадал будущую трагедию народнического движения: по словам М. Горького, «в печальном рассказе «Овцебык» чувствовалось предупреждающее «Не зная броду — не суйся в воду!». Несовместимость с реальностью, разобщение с людьми делают неизбежным сравнение Богословского с тургеневским Базаровым, появившимся несколько раньше. Лесков продолжил начатое писателем-современником исследование нового общественного типа и его отношений с жизнью, дав открыто социальный и даже политический разворот его судьбе.

Каждая эпоха не только выводит на историческую сцену новых героев, но и по-своему направляет самое обычное, вечное проявление человека, обуздывая или развязывая побуждения личности, внося в людское сознание новые мерки или отменяя старые. К особенностям переходного времени относятся двоение этических критериев, смешение понятий, потеря прочных ориентиров. 60-е годы вызвали пересчет возможностей личности, обостренное выяснение границ между злом и добром, проверку всего знаемого и, казалось бы, навсегда установленного. Литература при этом и передавала сумятицу усложнившейся жизни и выполняла задачу общественного самоанализа, отыскивая верные пути для современников.

В повести-«очерке» «Леди Макбет Мценского уезда» (1865) внимание Лескова направлено на судьбу женщины. «Иной раз в наших местах задаются такие характеры...» — начинается повест-иование о Катерине Измайловой, и с первых страниц в центре загадка характера героини, из которого в значительной мере выводится и ее судьба. Страсти шекспировских размеров в захолустном городишке... Откуда они возникли, к чему привели?

«Совершающая драму любви» Катерина Львовна как будто идет по следам Катерины Кабановой из «Грозы» Островского, чувство которой явилось знаком освобождения личности, восстановления в правах человеческого начала, вызовом домостроевскому укладу. Эпоха раскрепощения прежде всего освобождает вековечные стремления человека к счастью, радости, любви, оправдывая их. Но Лесков показывает, что подавлявшееся желание счастья и неожиданное открытие любви, свобода хотений и действий могут обернуться страшными, бесчеловечными последствиями. И это несмотря на то, что сам процесс свободного проявления личности оправдан и полон значительности. Вместе с тем не обыкновенную преступницу показал Лесков, не простую историю греха, а судьбу незаурядную, замешанную на страдании. От леди Макбет из Мценского уезда не так уж далеко до мучительных вопросов Анны Карениной, до скорбного опыта Раскольникова.

Возвышение и раскованность героини, сменившей подневольную «скуку» на безудержное «веселье», неумолимо переходят в жизнь, лишенную моральных запретов, сузившуюся до разрушительной эгоистической страсти. Ставшее над этикой самоутверждение личности попадает во власть «темных желаний» и приводит ко все усиливающемуся «холоду» греховного и опустошенного существования — вплоть до гибели в студеной воде бескрайней, свинцовой Волги, обдуваемой всеми ветрами. И «своею охотою», а не только «хитростью» Сергея пошла Катерина Львовна на жизнь, которая неотделима от преступления, от пролития крови и обмана...

Но, странное дело, как ни погрязла лесковская героиня в грехе, что-то мешает читателю вынести ей категоричный приговор. Не потому ли, что и автор с ним медлит?.. Прежде всего приговорили Измайлову сами ее поступки. Во время расправы с мужем не купец, не хозяин, а просто человек кричит Катерине Львовне и ее пособнику: «Варвары!» Казалось бы, недвусмысленно мнение людского мира, постоянно заявляющего свою оценку происходящего: «Столь скверная бабенка испаскудилась, что уж ни бога, ни совести, ни глаз людских не боится». Поставило точку на страшном деле и казенное правосудие: преступница публично наказана, ч ждет ее сибирская каторга... Однако «без всякого стона, без всякой жалобы» переносит героиня наказание, и не приходит к ней раскаяние. «Слезы злобы и досады» навертываются на ее «неплаксивые глаза», только если обижает ее пренебрежением бывший любовник. И эта небывалая стойкость опять намекает на неучтенное обстоятельство, о котором помнит одно «художество».

Искусство нк-когда не сводится ни к мирской «молве», ни к судебному приговору. Его оценка сложнее и многозначнее, его весы обладают исключительной чуткостью... То, что для Зиновия Бори-сыча, мужа Катерины Львовны, лишь «амуры», для его жены сама жизнь: и счастье, и страдание. Поэтому Измайлова на себя берет всю ответственность за содеянное. Но в своей судьбе она выражает всеобщее состояние мира, переживающего разброд, не пришедшего к этической ясности. Лесков показал трагедию. Его героиня виновна, но во многом виною всего мира, находящегося на перепутье. Незаурядность леди Макбет из Мценска вырисовывается отчетливее в сравнении с ничтожной фигурой Сергея, для которого и любовь превращается в средство достижения корыстных целей. Изначально в протесте Катерины Измайловой против «скуки непомерной», в ее желании радости содержалась правота, и забыть об этом художник считает себя не вправе.

Относительность нравственных понятий, драматизм встречи человека с безжалостной реальностью и невосполнимые утраты, с ними связанные, ярко показаны и в образе Домны Платоновны, в «отяготительных трудах ее и ее прекратительной жизни» («Воительница», 1866). Выстроив в этом произведении пестрый «Декамерон» из рассказов женщины простого звания, «петербургской деятельницы», кружевницы, свахи, сводни, поставщицы молоденьких «дамок» богатым сластолюбцам, Лесков приходит здесь по сути к своей основной манере. И она оправдывает себя при изображении поединка между человеческим началом и неумолимой действительностью. За противоречиями характера Домны Платоновны — встреча Петербурга и Мценска, железного века и патриархальной простоты. «Петербургские обстоятельства» с их «тупой, но страшной силой», даже и не отменив в героине ее доброту и наивное простодушие, не раз превращают ее из «парии» в «тирана», искажают ее естественное проявление.

Получается, что человек мучительно ищет душевного удовлетворения, неодолимо его стремление к счастью, но не суждено ему достижение искомого и желаемого. Роли необычных, глубоких людей в жизни или нелепы («Овцебык»), или не соответствуют их натуре («Воительница»), или разрушительны для самой жизни Я окружающих людей («Леди Макбет Мценского уезда»). Незаурядные силы растрачиваются не во благо. Как же быть человеку а жестоком мире под влиянием неумолимых обстоятельств? Как же быть ему с самим собой, со своими неутоленными страстями? В «Житии одной бабы» повествователь вопрошает: «Эх, Русь моя, Русь родимая! Долго ж тебе еще валандаться с твоей грязью да с нечистью? Не пора ли очнуться, оправиться? Не пора ли разжать кулак, да за ум взяться?» Самым важным становится вопрос: есть ли выход, есть ли примеры, внушающие надежду?

И Лесков отыскивает ответ, находя его в основном несколько позже, в 70-е годы, изменившись вместе со временем, пришедшим к глубокому раздумью, в полной мере осознав свою роль художника. В своих поисках он неотделим от всей русской литературы, настойчиво искавшей реальное человеческое воплощение идеала в жизни. Достоевский, создатель книги о «положительно прекрасном человеке», говорил в своей пушкинской речи: «Но знайте, что в народе есть и праведники. Есть положительные характеры невообразимой красоты и силы... Есть эти праведники и страдальцы за правду...» Чехов писал: «Я верую в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям — интеллигенты они или мужики, — в них сила, хотя их и мало». Лесков неоднократно размышлял на эту тему: «У нас не перевелись и не переведутся праведники. Их только не замечают, а если стать присматриваться — они есть». И велика их роль: «Такие люди... сильнее других делают историю». Но самое главное, писателем въяве показаны эти «герои великодушия», не потерявшие своего обаяния и сегодня.

Художник указывает выход и пример в фигурах своих персонажей — нестяжателей, правдолюбцев, мудрецов, — принадлежащих к самым разным слоям народа и общества. В их поступках для Лескова «своего рода нравственная азбука» (И. Столярова), требующая повторения и напоминания. Они появились в самых первых произведениях писателя, и народный лекарь Крылушкин из «Жития одной бабы» уже из них. Герои романа «Соборяне» (1872) протопоп Савелий Туберозов и дьякон Ахилла Десницын, являясь церковнослужителями, по сути служат добру в своей среде. Затем целый ряд лесковских произведений имеет в центре сходные образы («Пугало», «Кадетский монастырь», «Фигура», «Человек на часах», «Тупейный художник» и др.). «Антики», редкости, аномалии, чудаки, они очень дороги прозаику, и он постоянно к ним возвращается.

Две повести — «Однодум» (1879) и «Несмертельный Голован» (1880) — достаточно показательны. И «анекдотическая история о солигаличском антике» Рыжове, и судьба Голована, прозванного несмертельным, для автора в прошлом, и это позволяет ему подвести как бы беспристрастный итог их существованию. «Еретик», «масон», «библейский социалист», «полицейский фолософ», квартальный надзиратель Рыжов своим «чудаческим служением» задает городским властям и чиновничьему обществу нелегкую задачу. «Загадочный чудак», отказывающийся от взяток, живущий на свое жалованье, — нелепое исключение в ряду алчущих и берущих. Если жизненный подвиг Однодума развернулся по преимуществу в сфере государственной службы, то судьба Голована больше связана с областью частной жизни. Однако его «домашность» и доступность только увеличивают загадочность фигуры. Не случайно повесть о нем строится как постепенное объяснение легенды, существующей в людской памяти. Но, сведенная к реальному содержанию, судьба Голована оказывается только еще более прекрасной и героичной.

Фигуры лесковских подвижников излучают свет, в окружающую жизнь они вносят смысл и тепло. Бескорыстно творить подвиг добра и самоотвержения — в этом суть праведничества. Даже в момент всеобщего бедствия, когда «все высшие цели бытия человеческого» словно перестают существовать, праведник их не забывает. Лескову-художнику удалось высветить эти черты «героев великодушия», но на каких же основаниях показываются в его мире «маленькие великие люди, веселые великомученики любви своей ради» (М. Горький)?

Прежде всего, рисуя своих праведников, писатель остается трезвым «секретарем» реальности. Он по-прежнему опирается на достоверные доказательства и факты. «Глазами очевидца» показана история доблестного чудака Рыжова. Освобождается от нереальных преувеличений легенда о Головане. Обращаясь к самой анекдотической в цикле фигуре Шерамура, «героя брюха», «чрева ради юродивого», Лесков не забывает о правиле «исторической точности». Он гордится: «я его записал верно...» Оправдано внимание к этой фигуре тем, что она существовала в действительности и что вдохновляла Шерамура праведная «мысль о пире нищих», мечта «кормить других».

1. Человек живет словами. Часть 3.
2. Человек живет словами. Часть 6.
3. Человек живет словами. Часть 5.
4. Человек живет словами. Часть 2.
5. Человек живет словами. Часть 1.