Человек живет словами. Часть 1.

Удивительный разворот русской литературы в XIX веке был неотделим от многоразличия писательских судеб, индивидуальных ноль и почерков. Пророки с насупленными бровями, глядящие в даль будущих эпох, и энергичные практики, захваченные сиюминутностью общественной страды, доктора социальных наук и знатоки человеческого сердца, умудренные мыслители и неистовые страстотерпцы, рыцари отрицания и подвижники идеала, признанные поводыри людского множества и одинокие скитальцы, сгинувшие в родных, но безжалостно тесных пределах, — этот ряд должен быть дополнен еще одной фигурой — писателя-очевидца, свидетеля, «записчика», удостоверившего своим пером перепутья народа в великое время перелома.

Эту роль свидетеля не гнушались брать на себя наши гении Толстой и Достоевский, побывавшие по своей и не своей воле на разных кругах социального ада — от окопов безвыходной Крымской войны до Мертвого дома сибирской каторги.

Реалистическая литература основана на неотменимой миссии честного, правдивого очевидца. Все писатели-реалисты свидетельствовали о своем времени, проникая в логику российской жизни. Но каждый имел и свою боль-заботу, собственный взгляд на вещи, особую избирательность в показе действительности, и у Н. С. Лескова были основания утверждать, что «литератор» — «записчик, а не выдумщик, и где он перестает быть записчиком, а делается выдумщиком, там иcчезает между ним и обществом всякая связь». Тем самым он обозначил собственную писательскую задачу и определил свое место в русской литературе. В лесковском творчестве воплотился своеобычный тип писателя, играющий и до сих пор у нас заметную роль. Поступаете в 2019 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.

В иные эпохи миссия свидетеля получает первостепенное значение.

Но что же пришлось «записывать» Лескову, на что по преимуществу направлены слух и зрение художника? Самым удобным ключом к его неповторимому миру может стать «Очарованный странник» — одно из лучших произведений прозаика. Оно позволяет сразу прикоснуться к сути замечательного «художества».

«...А лиман рокочет, а со степи теплый ветер на меня несет, так точно с ним будто что-то плывет на меня чародейное, и нападает страшное мечтание: вижу какие-то степи, коней, и все меня будто кто-то зовет и куда-то манит: слышу, даже имя кричит: «Иван! Иван! иди, брат Иван!..» — так рассказывает Иван Северьяныч Флягин об одном из актов своей «житейской драмокомедии». Причудливо вьется этот рассказ, изобилующий событиями и неожиданными поворотами, раскрывающий судьбу, единственную в своем роде. Выразительно слово, оно как будто в первый раз произнесено, в нем еще не погасли мука и радость рождения, первозданность творчества...

Только герой произнес первые фразы, приняв участие в общем разговоре, и уже «все подивились, как он мог до сих пор оставаться незамеченным». Именно выговоренное слово заставляет заметить богатырскую фигуру. «Расскажите же нам, пожалуйста, вашу жизнь...» — ни много, ни мало! — просят вскоре слушатели. Эта просьба может показаться наивной, но она оправданна. Перед «сопутниками» — человек, которому действительно есть что поведать и необходимо высказаться. Пусть он пока не в состоянии свою судьбу осмыслить, но зато ему по силам ее рассказать. В слове выражается его личность, оживает и продолжается его жизнь. И значение имеют не только «дивные истории», которые доверил Флягин слушателям, но и сама их подача рассказчиком, их окраска, воплощенная в летучем устном слове, интонации, угадываемом жесте. Течет рассказ Ивана Северьяныча на просторе созвучного внимания: благодаря ему люди объединяются бескорыстным актом духовного обмена и сердечного участия.

Говорит странник «по-нашему, по-орловски»... Он вышел из глубины народной, общался с множеством людей разных званий, сословий, национальностей. Порой его речь искаженно копирует язык образованного сословия: «Намереньев у меня никаких определительных не было...» Однако чаще слова, взятые из культурного обихода, переиначены им и звучат в простонародном произношении: отсюда «пантомина», «мисанеры», «фейверок», «релегия»... И как в высказывании, так и в бытии героя на страницах ощущается полноправная сила и значительность. Его язык выражает целую культуру — народного речения и взгляда на вещи, с ее независимостью и самобытностью, с ее скрытыми от казенного мышления и внешней образованности мерками. В ней — своеобычная система знаний о мире и человеке, поэтическая фантазия простых людей, издревле сохраняемые понятия. Лесковское «художество» дает гостранник» — одно из лучших произведений прозаика. Оно позволяет сразу прикоснуться к сути замечательного «художества».

«...А лиман рокочет, а со степи теплый ветер на меня несет, так точно с ним будто что-то плывет на меня чародейное, и нападает страшное мечтание: вижу какие-то степи, коней, и все меня будто кто-то зовет и куда-то манит: слышу, даже имя кричит: «Иван! Иван! иди, брат Иван!..» — так рассказывает Иван Северьяныч Флягин об одном из актов своей «житейской драмокомедии». Причудливо вьется этот рассказ, изобилующий событиями и неожиданными поворотами, раскрывающий судьбу, единственную в своем роде. Выразительно слово, оно как будто в первый раз произнесено, в нем еще не погасли мука и радость рождения, первозданность творчества...

Только герой произнес первые фразы, приняв участие в общем разговоре, и уже «все подивились, как он мог до сих пор оставаться незамеченным». Именно выговоренное слово заставляет заметить богатырскую фигуру. «Расскажите же нам, пожалуйста, вашу жизнь...» — ни много, ни мало! — просят вскоре слушатели. Эта просьба может показаться наивной, но она оправданна. Перед «сопутниками» — человек, которому действительно есть что поведать и необходимо высказаться. Пусть он пока не в состоянии свою судьбу осмыслить, но зато ему по силам ее рассказать. В слове выражается его личность, оживает и продолжается его жизнь. И значение имеют не только «дивные истории», которые доверил Флягин слушателям, но и сама их подача рассказчиком, их окраска, воплощенная в летучем устном слове, интонации, угадываемом жесте. Течет рассказ Ивана Северьяныча на просторе созвучного внимания: благодаря ему люди объединяются бескорыстным актом духовного обмена и сердечного участия.

Говорит странник «по-нашему, по-орловски»... Он вышел из глубины народной, общался с множеством людей разных званий, сословий, национальностей. Порой его речь искаженно копирует язык образованного сословия: «Намереньев у меня никаких определительных не было...» Однако чаще слова, взятые из культурного обихода, переиначены им и звучат в простонародном произношении: отсюда «пантомина», «мисанеры», «фейверок», «релегия»... И как в высказывании, так и в бытии героя на страницах ощущается полноправная сила и значительность. Его язык выражает целую культуру — народного речения и взгляда на вещи, с ее независимостью и самобытностью, с ее скрытыми от казенного мышления и внешней образованности мерками. В ней — своеобычная система знаний о мире и человеке, поэтическая фантазия простых людей, издревле сохраняемые понятия. Лесковское «художество» дает голос этой культуре, представляя ее на литературных страницах.

С непривычки легко принять продолжительный рассказ за сумбурный калейдоскоп, не увидеть в сумятице событий продуманной логики. Невнимательные, спешившие современники так и прочитали повесть об Очарованном страннике. Критик Н. Михайловский, отметив в произведении «богатство фабулы», тем не менее писал об «отсутствии какого бы то ни было центра» в нем. Однако бусы нанизаны на нитку в строгом порядке. Двадцать глав повествования — звенья единой цепи, выкованной по высочайшему расчету художественной необходимости. Одна история возникает из другой, за их причудливыми переходами, в мозаике случаев и эпизодов — проблемы всенародного существования и восхождение личности к идеалу.

«Черноземным Телемаком» назвал первоначально писатель свое произведение. Сыну героя античного эпоса Одиссея Телемаку пришлось отправиться на поиски своего отца, и в длинном пути суждено ему было множество всевозможных приключений. В «телемахиде» Лескова перед читателем развернуты «жизнь, опыты, мнения и приключения» русского человека, оказавшегося вечным скитальцем на родной земле. Хотя самые главные эпизоды повести различимы: они прежде всего связаны с детством Ивана Северьяныча, затем его пленом и историей Груши, все-таки от судьбы героя остается впечатление загадочности. Жизнь Флягина удивительна, в его очарованном странничестве как будто скрыта какая-то тайна. Он сам признается: «...я всей моей обширной протекшей жизненности даже обнять не могу...» Рассказ его вместе с возгласами восхищенного удивления сопровождается и недоумением: «Так прах же тебя разберет, кто же ты такой?» Лекарь, приглашенный к нему в монастырь, поражается: «Экий... ты, братец, барабан: били тебя, били, и все никак еще не добьют»...

Безмерность переносимых страданий, отмеченность особым жребием превращают жизнь Ивана Северьяныча в житие — в том высоком смысле, какой имело это слово в старину. С житием как литературным жанром сближает повествование устремленность скитаний героя к выполнению главного призвания, которое он не сразу осознает. Но не к достижению святости направлено житие странника. Скорее человеческое начало испытывается в нем.

Флягин сравнивается в произведении с Ильей Муромцем. В традиции русского былевого эпоса у богатыря избыток силушки накопился, девать ее некуда, а применить хочется. Отсюда «скука» богатырская. Она от готовности и невозможности реализовать себя. Противовесом ей становятся «игра», «потеха», не заменяющие, однако, настоящего применения личности. «Со скуки поиграть» с офицером-ремонтером или татарином Савакиреем — в этом чаще всего находит себя герой, «скука» толкает его искать все новые и новые приключения.

Но и богатырство Ивана Северьяныча — опять-таки лишь метафора. Да, русскому богатырю Флягину окружающий мир не по' росту, не по себе ему в условиях обмана, несправедливости, узаконенного произвола. И все-таки силы его человеческие, не подвиги он совершает, а поступки, берет часто не мощью, а находчивостью и долготерпением.

Фатальное предопределение, видения-напоминания, таинственные зовы не отменяют личного выбора героя, его воли. Он и подчиняется обстоятельствам и тягается с ними. Унизительное барское наказание камешки дробить для него непереносимо: «Лучше умру, •а не стану». Приняв участие в краже господских лошадей, требует справедливости и от разбойника. Десять лет неволи и внешнее согласие с иноплеменным укладом не смогли заставить его раствориться среди чужого народа. И «подщетиненный», он вырывается на родину. Силу готов померить в честном соревновании, но тупой власти и захвату не пособник. Для него не пустые слова: «...только я себя не продавал ни за большие деньги, ни за малые и не продам...» Важно и признание Ивана Северьяныча в том, что мужика ему жаль, нравится ему бедных людей «руководствовать» ( а «те за мою добродетель всегда стояли за меня»). Он на стороне слабых; оказавшись среди балаганных актеров, защищает оскорбляемую, замерзшую «фею».

Однако Лесков не только очарован своим героем — он показывает всю широту его проявлений: от первоначальной неумудренности до всечеловеческой отзывчивости и поэтичности. Начинает свою жизнь Иван Северьяныч с этической неозабоченности, с неразличения добра и зла. Поэтому он не чувствует вины за гибель монашка, поэтому голубков пожалел, а кошечку изуродовал. Гордец, он может вдруг заявить: «что больше повиноваться, то человеку спокойнее жить». Он одновременно способен и на «усердие - к вину», на разгул «выходов», и на жесткое самообуздание. С поэтичностью уживаются в нем миражи затуманенного сознания: чего стоит «драмокомический» случай с монастырской коровой, принятой за беса.

И все же, хотя готов Очарованный странник пойти в любую страну света «без всякого о себе намерения», осознанная «добродетель» побеждает в его жизни. Порой приспосабливаясь к обстоятельствам, поддаваясь на соблазны, временно успокаиваясь в попавшемся пристанище, даже потеряв однажды собственное имя, остается Иван Северьяныч самим собой и идет по пути возвышения духа. Злоключения Флягина — история личности из народа, достигшей полноты сил, испытываемой поединком а бытием и выдержавшей испытание. Это делает странника образом, воплощающим неизбывность народного проявления. А вместе с тем герой проходит через перепутья личности, всегда лишь на собственном многотрудном опыте постигающей «настоящее убеждение». «Страж-бы» Ивана Северьяныча — этапы постепенного вочеловечивания, приход к этике самоотвержения, к жизни для всех. Странничество ведет к заветному праведничеству.

1. Человек живет словами. Часть 3.
2. Человек живет словами. Часть 6.
3. Человек живет словами. Часть 5.
4. Человек живет словами. Часть 4.
5. Человек живет словами. Часть 2.