История детективов. Честертон. Хемметт. Часть 3.

Среди поборников «старого научного подхода» весьма популярен был в те годы пожилой, педантичный, но всегда побеждающий доктор Торндайк, герой новелл англичанина Р. О. Фримена, постоянно возившийся с пробирками, микроскопами и бунзеновскими горелками. Уже на грани пародии воспринимался другой «научный гений» — профессор С. Ф. К. Ван Дузен из сборников Дж. Футрелла «Думающая машина» и «Думающая машина в действии». Не было загадок, перед которыми спасовал бы герой новелл англичанина Э.

Брамы слепой сыщик Макс Каррадос, своими блестящими победами наглядно доказавший, что истинно слеп тот, кто смотрит «не в ту сторону».

Историки жанра нередко выпускают из поля зрения течение, получившее распространение в конце XIX — начале XX века, мотивируя это тем, что оно находится «за гранью литературы». Это своеобразный «детективный лубок» — многосерийные анонимные истории с продолжением о похождениях Великих Сыщиков — Ната Пинкертона, Ника Картера и им подобных. Герои этих сериалов побеждали отнюдь не благодаря своим аналитическим способностям. Их выручала нечеловеческая выносливость, ловкость и неразборчивость в средствах. Поступаете в 2019 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.

Фабула строилась на чередовании бесконечных погонь, рукопашных и перестрелок и венчалась поимкой очередного злодея. Возникнув в США, «нат пинкертоновщина» быстро завоевала Европу — в том числе и Россию. В 1907—1908 годах петербургское издательство «Развлечение» выпустило около шести миллионов книжечек о похождениях Ната Пинкертона и других ловкачей сыска. Не менее громким успехом пользовались истории о демоническом Фантомасе, рожденном воображением двух парижских журналистов Пьера Сувестра и Марселя Аллена, с 1911 по 1914 год написавших более сорока «романов с продолжением» о подвигах этого «короля злодеев» и «гения ужасов», которого не берут ни пуля, ни нож, ни отрава. Можно, конечно, дискутировать о том, насколько подобные сюжеты имеют отношение к литературе, но так или иначе в них вполне отчетливо проступали контуры того самого антагониста «интеллектуального детектива», что впоследствии получил наименование «триллера» (боевика), апеллирующего не к рациональному или этическому, а к эмоциональному, поражающего читательское воображение живописанием ужасов и насилия.

В том же 1911 году на другом полюсе детектива произошло событие, имевшее далеко идущие последствия для интеллектуального детектива: увидел свет первый сборник новелл Честертона с участием отца Брауна («Неведение отца Брауна»).

Под пером Честертона детективная новелла приобретала новые интонации, осваивала иные территории. Не посягая на каноны детектива как интеллектуальной загадки и в этом смысле следуя за По и Конан Дойлом, Честертон внес в детектив пафос злободневности, интерес к наиболее актуальным аспектам бри-танской повседневности. Его детективная проза при всей ее интригующей занимательности вовсе не «развлекает и только». По сути дела, она стала своеобразным продолжением — инобытием — его эссеистики, философическими этюдами в детективно-беллетристическом обличье.

Основное противоречие, лежащее в основе честертоновской детективной новеллы — контраст между видимостью (респектабельной, великодушной, гуманной) и сущностью (меркантильной, бесчеловечной, преступной). Большая политика и большой бизнес, свободная пресса и демократическое судопроизводство—честь аристократа и доблесть полководца, — все это попадает под огонь критики писателя, поворачиваясь к читателям то уродливо-комическими, то откровенно зловещими сторонами. Так, персонаж новеллы «Сломанная шпага» генерал Сен-Клер, национальный герой И всеобщий кумир, в действительности оказывается предателем: за золото врага он отправляет на гибель своих солдат.

Интеллектуальный детектив рубежа столетий был проникнут пафосом научности. «Настоящая наука, — говорит в новелле Зеркало судьи» отец Браун, — одна из величайших вещей в мире. Но какой смысл теперь придают этому слову в девяти случаях Из десяти, когда говорят, что криминология — наука? Люди хотят сказать, что человека надо изучать снаружи, как исполинское насекомое: Они говорят, что это научно, беспристрастно, а это просто бесчеловечно». В приведенных словах персонажа — полемика его создателя не столько с издержками научного подхода, сколько с рожденным самим характером буржуазных отношений взглядом на человека как на вещь, на сочетание «полезных деталей» (социальных функций), где личные качества никого не интересуют. Девиз отца Брауна: «Я не пытаюсь изучить человека снаружи. Я пытаюсь проникнуть внутрь», — определяет пафос всего творчества Честертона: защищать человеческую личность от регламентации и овеществления.

Особенно злободневно прозвучал честертоновский сборник новелл «Человек, который слишком много знал» (1922). В предисловии к его русскому изданию 1926 года А. В. Луначарский так охарактеризовал эту книгу: «...блестящая форма остроумнейшей детективной новеллы нужна ему (Честертону.— С. Б.), чтобы прикрыть ее социальную тенденцию, социальная тенденция у него на первом плане. Рассказ за рассказом все произведения представляют собой жгучий памфлет против правящих классов Англии». В центре новелл сборника — преступления — ради денег и власти — в высших кругах британского общества. Вершат зло не бедняки, изгои, озлобленные неудачники, а те, кто в глазах широкой публики служит воплощением респектабельности и честности, — магнаты, крупные государственные чиновники и даже сам премьер-министр. Причем, как правило, преступления эти остаются безнаказанными, ибо, по словам Хорна Фишера, героя-комментатора, разгадывающего зловещие тайны «столпов общества» и сменившего на этом посту изрядно потрудившегося отца Брауна, — «крупная рыба может оборвать леску и уйти...»

20-е годы нашего столетия ознаменовались расцветом детективного романа, постепенно вытеснившего новеллу с ведущих позиций. В Англии традиции «интеллектуального детектива» развивали Э. Беркли, Э. Бентли, Д. Сейерс, тогда же заявила о себе и Агата Кристи. В Америке блестящие победы одерживал сыщик-дилетант, сноб, эрудит и поклонник изящных искусств Фило Ване, продукт воображения Уилларда Хантингтона Райта, писавшего детективы под псевдонимом С.-С. Ван Дайн. В 1928 году был основан Детективный клуб, объединявший английских мастеров криминального жанра, и его первым президентом стал Г.-К. Честертон. В те же годы велись оживленные дискуссии о том, каким должен быть настоящий детектив. Вот, например, «десять заповедей детективистики», выдвинутые англичанином Рональдом Ноксом, который был также автором ряда весьма остроумных детективных историй:

Преступник должен появиться в самом начале произведения, причем им не должен быть персонаж, с размышлениями которого ознакомлен читатель '.

Высшим и сверхъестественным силам не место в детективе.

В детективе ни к чему загадочные яды и приспособления, требующие в финале слишком подробного или специального комментирования.

Не больше одной потайной комнаты на роман или рассказ. Недопустимы спекуляции на национальной принадлежности героя.

Расследователю не должны помогать ни счастливый случай, ни его поразительная интуиция.

Преступником не должен оказываться сам расследователь.

Автор не имеет права скрывать от читателя улики, которыми располагает расследователь. Простодушный друг расследователя Уотсон не должен скрывать, своих мыслей.

Близнецы и двойники не должны объявляться в романе без предварительного уведомления читателя.

Формулируя эти правила, Нокс как бы предлагает «практичеческую поэтику» детектива. Вместе с тем, по справедливому суждению советского исследователя А. Вулиса, «Рональд Нокс. излагает и аргументирует свои «декреты» с усмешкой пародиста, намекая читателю, что любой прием, в том числе и рекомендуемый, вырождается в клише, если им злоупотреблять».

В том же 1928 году упоминавшийся У.-Х. Райт составил антологию «Лучшие детективные рассказы», на три четверти заполненную англоязычной новеллистикой (из четырех новелл, отведенных на «остальной мир», одна — «Шведская спичка» Чехова — представляла Россию). В обширном предисловии, где рассматривались и история, и теория вопроса, Райт, настаивая на особом хигровом» характере детектива, считал ненужными излишествами в нем и психологизм, и «любовный интерес», и изощренный стиль, не говоря уже о социальной направленности. По убеждению Райта, повседневность могла присутствовать в детективе постольку, поскольку придавала этим криминальным ребусам и кроссвордам ( Райт охотно сравнивал детектив с подобными головоломками) необходимое жизнеподобие. Райт выражал мнение весьма обширной части теоретиков и практиков жанра, опасавшихся, что детектив утратит свою специфику (и очарование), если взвалит на себя дополнительный груз забот. Честертоновские остроумные социально-философические инвективы оставались для детектива той поры скорее исключением, чем правилом. Как отмечал историк жанра Дж. Симоне, «в английском детективе того периода не отыскать Всеобщей забастовки 1926 года, не было там и тред-юнионов, а сочувствуя «необеспеченным», авторы обычно имели в виду тех, кто жил на скудную ренту. В детективах американских не было очередей за хлебом и требующих реформ радикалов, как не найти в них было демагогов-южан и доморощенных фашистов. В волшебном царстве детектива «золотого века» снова и снова совершались преступления, от которых никто не страдал».

Замыкание в кругу одних и тех же мотивов и ходов оказалось для детектива столь же пагубным, как и для любой другой литературной отрасли. Стремившийся избегать «низкой прозы» реальной повседневности, детектив обрекал себя на самоповторы, превращаясь в фантастическую нелепость. В полном соответствии с законами литературной эволюции новый этап развития жанра, связанный в первую очередь с именами американцев Дэшила Хемметта и Реймонда Чандлера, знаменовался решительной полемикой с устоявшимся и общепринятым.

В отличие от большинства коллег по перу Хемметт знал преступный мир не из отчетов полицейской хроники. Перепробовав немало занятий, он в 1915 году поступил в национальное агентство Пинкертона (основанное в 1850 году, это старейшее частное детективное агентство в Америке было не раз до этого воспето в бульварных романах и романчиках). Впечатления от работы в агентстве сыграли не последнюю роль в литературной деятельности Хемметта, ставшего смелым реформатором жанра, одним из отцов так называемого «крутого», или «черного», детектива.

Хемметта решительно не удовлетворял классический интеллектуальный детектив, живописавший победы Великого Сыщика в мире, «который не оставляет шрамов» и не имеет ничего общего с кризисной буржуазной современностью, в мире, где читателя тек и дело пускают по ложному следу, где хитроумное фабульное здание сооружается ради нескольких эффектных страниц финала. Читателю детективной прозы, по глубокому убеждению Хемметта, нужно было вернуть самостоятельность суждения, предложить задуматься над проблемами повседневности, независимо от того, как они связаны с сакраментальным «кто убил?». Стараниями Хемметта в детективный жанр ворвалась наконец та самая злободневность, острая социальная критика, которым в предшествующей литературной традиции очень редко удавалось проникнуть на страницы рассказов и романов о преступлении. У Хемметта — а затем и у Чандлера — американская повседневность с ее экономическими неурядицами, социальными контрастами, ростом преступности вообще и гангстеризма в частности была во всеуслышание объявлена опасной для человека. Известный болгарский писатель Богомил Райнов в своем исследовании о детективе XX века назвал Хемметта первым писателем, «который в угрожающей и душной атмосфере своего времени дерзнул изобразить гангстеризм и коррупцию во всем их тлетворном влиянии на американскую действительность, определив некоторые весьма глубокие причины этого явления, и рассказал о преступлении не как о чем-то неразрывно связанном с жизнью и бытом подонков общества, а как о буднях социальной верхушки, поощряющей и использующей насилие для достижения своих корыстных целей».

Симптоматично, что новый канон романа о преступлении сложился именно в США, где, как мрачно Шутят сами американцы, насилие так же привычно, как пирог с яблоками». В 20-е годы нашего столетия новые кровавые, главы были вписаны в историю этой страны безжалостным подавлением стачечников и демонстрантов полицией, гангстерскими перестрелками на улицах Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. В таких обстоятельствах «дедуктивный метод Холмса несколько терял свою эффективность. Слишком просто было порой определить «кто виноват?», ибо виновник и не стремился спрятаться. А виновным снова и снова оказывался тот, кто обладал отменными связями в разных кругах—в полиции, в суде, прессе, сенате — и одним телефонным звонком мог приостановить деятельность расследователей. Не случайно классическое кто?» в произведениях мастеров «крутого детектива» отошло на второй план, уступив место вопросу «почему?». Почему совершаются преступления и почему сплошь и рядом виновные Остаются безнаказанными?

Весьма показателен в этом смысле первый роман Хемметта Красная жатва» (1929). Герой-расследователь (тот самый безымянный представитель некоего Континентального детективного агенства, что действует и в рассказе «Дело Гейтвудов», вошедшем в настоящий сборник) прибывает в вымышленный город Персонвилл по просьбе местного журналиста Уилсона, обеспокоенного разгулом коррупции. Но встретиться им не удается:

Уилсон погибает от гангстерской пули. Тогда хемметтовский расследователь решает по собственному почину искоренить царящее в городе зло. Он одерживает верх. Действуя по принципу цель оправдывает средства», он, спровоцировав войну между враждующими гангстерскими группировками, добивается того, что они уничтожают друг друга. Зло вроде бы наказано, но добро отнюдь не торжествует.

АКУТАГАВА РЮНОСКЭ (1892—1927) — японский писатель, один из крупнейших представителей японской литературы XX в. С 1935 г. в Японии учреждена литературная премия его имени. Новелла «В чаще» написана в 1922 г., легла в основу фильма «Ра-сёмон» (1950) японского режиссера А. Куросавы. Перевод Н. Фельдман печатается по изд.: Акутагава Рюноскэ. Избранное: В 2 т. Т. 1.—М.: Худож. лит., 1971.

тё — мера длины, равная 109 м.

суйкан — короткое, как куртка, кимоно.

эбоси — высокая мягкая шапка, которую носили представители знати.

хаги — цветущий кустарник, леспедеца двухцветная, образ, постоянно встречающийся в японской словесности. сун — мера длины, равная 3, 3 см.

Биндзуру — первый из шестнадцати учеников Будды.

...ее лицо показалось мне ликом бодисатвы — «лик бодисатвы» соответствует нашему «ангельскому лику»; бодисатва — буквально: «человек, стремящийся к просветлению».

ГИЛБЕРТ КИТ ЧЕСТЕРТОН (1874—1936) — английский эссеист, философ, прозаик, автор ряда сборников детективных новелл. Рассказы «Тайна отца Брауна», «Зеркало судьи», «Тайна Фламбо» вошли в сборник «Тайна отца Брауна» (1927).

Де Куинси, Томас (1785—1839) — английский писатель-романтик, автор эссе «Убийство как один из видов изящных искусств» (1827—1839), в котором идет речь об убийствах, совершенных неким Джоном Уильямсом в Лондоне зимой 1812 г.

ДЭШИЛ ХЕММЕТТ (1894—1961) — американский писатель, автор детективных романов и новелл. Рассказ «Дело Гейтвудов» написан в 1927 г., вошел в антологию «малой прозы» Д. Хемметта, составленную Л. Хеллман (1966). На русском языке публикуется впервые.

Источники:Веские докозательства: Антология зарубежного детектива. Вып. 1 / Сост. предисл., примеч. С. Б. Белов. - М.: Моск. рабочий, 1987. - 591 с.

1. История детективов. Чандлер. Хемметт. Сименон. Агата Кристи. Часть 4.
2. История детективов. Эдгар По. Дюпен. Диккенс. Часть 1.
3. ПРОСТАЯ ЭКОНОМИКА(ЧАСТЬ II)
4. История возникновения новелл
5. Шерлок Холмс. Конан Дойл Часть 2.