Сочинение на тему Воспоминания писателей о Николае Рубцове»

Роберт Винонен вспоминает, как на студенческой вечеринке читали стихи по кругу… “Настал черед поэта-первокурсника, паренька из Вологды… И Рубцов прочитал “В горнице моей светло…”. Произошла некоторая заминка: больно уж все просто, даже наивно. Так и было сказано: мол, парень ты хороший, но поэзия — дело серьезное. Мы в космосе, а ты “матушка принесет воды”. В горнице моей светло: Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, Молча принесет воды… Красные цветы мои В садике завяли все. Лодка на речной мели Скоро догниет совсем. Дремлет на стене моей Ивы кружевная тень, Завтра у меня под ней Будет хлопотливый день! Буду поливать цветы, Думать о своей судьбе, Буду до ночной звезды Лодку мастерить себе… “В горнице” Руководитель творческого семинара Николай Сидоренко, аттестуя Рубцова за второй курс, говорил: “Если вы спросите меня: на кого больше надежд, я отвечу: на Рубцова. Он — художник по организации его натуры, поэт по призванию”. В 1963 году Рубцов перевелся на заочное отделение и надолго исчез из Москвы. Он уехал в свое Никольское. Из воспоминаний Сергея Викулова: “Он почти ничего не рассказывал о себе… Мы знали только, что где-то в деревне у него есть жена Гета, есть дочка… Забрать семью к себе он не мог… Некуда было…” Поэт Александр Романов писал: “Николай Рубцов! Стихи его настигают душу внезапно. Они не томятся в книгах, не ждут, когда на них задержится читающий взгляд, а, кажется, существуют в самом воздухе. Они, как ветер, как зелень и синева, возникли однажды из неба и земли и сами стали этой вечной синевой и зеленью…” Здесь не только эмоции, здесь точно выражены свойства подлинной лирики, которая звучит, а не “читается”. Ветер под окошками, тихий, как мечтание, А за огородами в сумерках полей Крики перепелок, ранних звезд мерцание, Ржание стреноженных молодых коней. К табуну с уздечкою выбегу из мрака я, Самого горячего выберу коня, И по травам скошенным, удилами звякая, Конь в село соседнее понесет меня. Пусть ромашки встречные от копыт сторонятся, Вздрогнувшие ивы брызгают росой, — Для меня, как музыкой, снова мир наполнится Радостью свидания с девушкой простой! Все люблю без памяти в деревенском стане я, Будоражат сердце мне в сумерках полей Крики перепелок, дальних звезд мерцание, Ржание стреноженных молодых коней… “Деревенские ночи” О “братьях наших меньших” писали и пишут многие поэты. Писал о животных и Николай Рубцов. Каким чутким и одаренным человеком надо быть, чтобы так воспринимать природу, любить ее! Радоваться, когда ей хорошо, и страдать, когда она в беде! Ласточка носится с криком. Выпал птенец из гнезда. Дети окрестные мигом Все прибежали сюда. Взял я осколок металла, Вырыл могилку птенцу, Ласточка рядом летала, Словно не веря концу. Долго носилась, рыдая, Над мезонином своим… Ласточка! Что ж ты, родная, Плохо смотрела за ним? “Ласточка” А в тяжелые минуты, когда сознание одиночества и заброшенности мучило поэта, он стремился успокоить себя, слиться с природой. Короткий день. А вечер долгий. И непременно перед сном Весь ужас ночи за окном Встает. Кладбищенские елки Скрипят. Окно покрыто льдом. Порой без мысли и без воли Смотрю в оттаявший глазок И вдруг очнусь — как дико в поле! Как лес и грозен и высок! Зачем же, как сторожевые, На эти грозные леса В упор глядят глаза живые, Мои полночные глаза? Зачем? Не знаю. Сердце стынет В такую ночь. Но все равно Мне хорошо в моей пустыне, Не страшно мне, когда темно. Я не один во всей вселенной. Со мною книги, и гармонь, И друг поэзии нетленной — В печи березовый огонь… “Зимовье на хуторе” Трудно сейчас подсчитать, сколько месяцев Рубцов был профессиональным литератором. Он пытался зажить жизнью писателя, но … …Как будто Ветер гнал меня по ней, По всей земле — по селам и столицам! Я сильным был, Но ветер был сильней, И я нигде не мог остановиться… Литературовед Вадим Кожинов вспоминает: “Он был стойким и мужественным, но мог опустить руки из-за неудачи. Он часто мечтал о семейном уюте, о спокойной творческой работе и, в то же время, всегда оставался “скитальцем” по своей сути”. Лучшие строфы рождались в пути, вбирая в себя дорожные впечатления, а главное, ощущение внутренней раскованности, воли, которой Рубцов дорожил больше всего. Я уплыву на пароходе, Потом поеду на подводе, Потом верхом, потом пешком, Пройду по волоку с мешком И буду жить в своем народе. Душевная бесприютность заставляла его еще обостреннее чувствовать трагическую судьбу своей Родины, ее безвестных стариков и ее великих поэтов: … Версты все потрясенной земли, Все земные святыни и узы Словно б нервной системой вошли В своенравность есенинской музы! Это муза не прошлого дня. С ней люблю, негодую и плачу, Много значит она для меня, Если сам я хоть что-нибудь значу. Николай Рубцов боготворил Россию, ее историю, ее природу, обычаи, верования. Тема памяти, связи времен и поколений особенно лирично звучит в стихотворении “Старая дорога”. В 1964 году Рубцова исключили из института “за злоупотребление спиртными напитками и глумление над святынями”. Пил он не больше других и глумиться над святынями не думал. Просто собрал с этажей портреты русских классиков, поставил у себя в комнате и беседовал с ними… Исключенный из института, он вернулся в Никольское, где когда-то сиротствовал в детском доме. Поначалу исключение из института казалось Рубцову несущественной ошибкой, которую легко будет исправить осенью, когда вернутся из отпусков все преподаватели. Но в институте Рубцова не восстановили. Несмотря на все свои буйства, он был застенчивым и каким-то очень гордым. Это только в стихах мог он закричать, словно от боли: Я люблю судьбу свою, Я бегу от помрачений! А в жизни — нет. В жизни Рубцов никогда не позволял себе жаловаться. Даже если приходилось просить взаймы денег, он делал это мучительно трудно. Из письма Рубцова Василию Елесину: “Дорогой Вася! Добрый день! Посылаю заметку о нашем фельдшере. Редактируй ее и сокращай, как хочешь (это не стихи), но только хоть что-нибудь из этой заметки надо бы напечатать. Так что, если найдешь это возможным, предложи, пожалуйста, заметку в газету. Живу неплохо. Хожу в лес рубить дрова. Только щепки летят”. За свою жизнь поэт поменял много профессий: он был слесарем-сборщиком, кочегаром, избачом, литконсультантом. За публикации своих стихов в районных газетах, а если повезет, в областных он получал гроши. “Были бы у меня средства, я никогда бы не печатал свои стихи…” При жизни Николай Рубцов издал только четыре тоненьких книжечки, общим тиражом сорок три тысячи. После его смерти вышло более двадцати изданий, тираж давно перевалил за пять миллионов. В конце 60-х годов жизнь поэта вроде бы наладилась. До 1968 года у Рубцова не было своего угла. Он писал: “Нет ничего… есть только любовь к одной избе…” Наконец он получил место в общежитии, в комнате, где жили еще двое мужчин. В московских журналах готовились к публикации подборки его стихов, появились какие-то деньги, признание. В 1970 году выходит последнее прижизненное издание — книга стихов “Сосен шум”. Рубцов “входил” в литературный круг. Он много ездил и много повидал, но всегда возвращался в родные места в поисках подлинных “труда, покоя…”.Поэт в одном из писем говорит о Никольском: “…здесь для души моей родина!” И еще чудесные и очень важные слова: …здесь мне легче дышится, легче пишется, легче ходится по земле…” В этой деревне огни не погашены. Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена Тихая зимняя ночь. Светятся, тихие, светятся, чудные, Слышится шум полыньи… Были пути мои трудные, трудные. Где ж вы, печали мои? Скромная девушка мне улыбается, Сам я улыбчив и рад! Трудное, трудное — все забывается, Светлые звезды горят! Кто мне сказал, что во мгле заметеленной Глохнет покинутый луг? Кто мне сказал, что надежды потеряны? Кто это выдумал, друг? В этой деревне огни не погашены. Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена Тихая зимняя ночь… “Зимняя песня” Сколько раз писали и говорили о родной деревне, о деревенской школе, о школьных годах! Но нужен был Рубцов, чтобы воспеть это единственное и незабываемое.