Петербург в изображении русских писателей

К теме Петербурга обращались многие поэты и писатели. В русской литературе, да и в сознании общества в целом, Петербург с момента своего возникновения воспринимался не только как конкретный город, как новая столица, но и как символ новой России, символ ее будущего.

Для русской литературы тема Петербурга, города, соединившего отсталую Россию с Европой, стала совершенно особой. Вместе с тем в сознании писателей, некоторых видных исторических деятелей Петербург уже на рубеже XVIII — XIX веков был показателем противоречий исторического развития страны.

В русской поэзии этого времени запечатлен образ Петербурга декабристов, города больших надежд, благородных стремлений, города Пушкина. Картины петербургской жизни 1810-х годов даны в первой главе «Евгения Онегина». Поэт воссоздает атмосферу высоких помыслов, истинной духовности, надежд, присущую Петербургу тех лет (лексика эпохи, имена, слова, связанные с совершенно конкретными ассоциациями: «вольность», «гражданин», Адам Смит, Руссо, Байрон, «охлажденный ум», «свобода»...). В то же время отличительная черта пушкинского образа Петербурга — противоречивость столичной жизни, двойственность вызываемых городом чувств:

Город пышный, город бедный,

Дух неволи, стройный вид,

Свод небес зелено-бледный,

Скука, холод и гранит...

В 1833 году в Болдине Пушкин написал поэму «Медный всадник», одно из самых загадочных произведений русской литературы. В ней поэт по-новому

решает тему Петербурга, по-новому выбирает героя и строит конфликт.

В деятельности Петра Пушкин видел прежде всего проявление исторической закономерности. И Петр был для него не просто «великим человеком», а великим деятелем. Поэтому поэма «Медный всадник» начинается кратким, но знаменательным описанием Петра в один из высоких и творческих моментов его жизни, когда рождался гениальный замысел создания города «на берегу пустынных волн» Невы. Пушкин рисует светлые картины северной столицы, гордо и непоколебимо стоящей при море, как непоколебимо стоит Россия.

Пушкин начинает с рассказа о Петербурге белых ночей. Прекрасны не только его архитектура, Нева — но и природа, которая, как и город, созданный людьми и для людей, благоприятствует творчеству. При этом Пушкин открыто выражает свое чувство восхищения великим городом России. И это чувство, определяя все краски рисуемой картины, подчеркнуто повторением слова «люблю»:

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит,

Твоих оград узор чугунный,

Твоих задумчивых ночей

Прозрачный сумрак, блеск безлунный...

Традиционно (вслед за Белинским) поэма определяется как «гимн» Петру, своего рода Петриада. Потому и «Вступление», посвященное торжественному описанию столицы, толкуется как прославление дел и личности Петра, как победа царя над стихией.

Но Белинским была высказана и мысль о том, что одним из важнейших героев поэмы является Петербург. Действительно, образ города у Пушкина — это символ новой, преображенной России, громадное и прекрасное чудо, сотворенное в тяжком, кровавом труде молодой империи.

Быстрый переход от далекого прошлого, когда только рождался замысел создания новой столицы («На берегу пустынных волн...»), к современности («Прошло сто лет...») помогает развить главную мысль Пушкина. Дерзкий замысел Петра был не просто прихотью монарха, а задачей, выполнение которой было необходимо для существования новой России. И после смерти Петра его замысел воплощался в течение века трудами нескольких поколений людей. Петербург стал удивительным, беспримерным памятником их усилий и дел.

Однако уже в финале «Вступления» звучит тревога (поэт предупреждает читателя: «Печален будет мой рассказ») и начинается новая тема Петербурга. Развернута она далее в повести, посвященной судьбе Евгения.

Выбор героя не случаен. Самодержавие, как оно было определено Петром, превратило Россию в чиновное государство. Введенная им табель о рангах не только открывала путь в дворянство, но и закрепляла рабское положение тех, кто стоял на низших ступеньках социальной лестницы. Евгений раскрыт в поэме как жертва социального строя и самодержавного режима, которые лишили его индивидуального характера, стерли все особенное,частное, неповторимое в его личности, оставив то общее, что определялось его социальным положением, положением бедного чиновника, и это делало его частью целого, типового.

Прошло сто лет с той поры, как начал строиться Петербург. Столько же складывался политический режим, жертвой которого стал Евгений. Нравственное и человеческое падение Евгения достигло предела, его желания элементарны — они, в сущности, сводятся к поддержанию своего положения чиновника («трудиться день и ночь»), чтобы обеспечить пропитанием себя и, возможно, свою семью. Он живет, не задумываясь о своей бедности, ни о чем не тужит, ни на что не жалуется. Лишь одна мечта тешит его в «бедном жилище» — мечта о скромном счастье с любимой Парашей. Мечта об одиноком счастье оказалась всего лишь мечтой: жизнь ее разбивает.

Буйство Невы принесло горе тысячам бедняков столицы. Это стихийное бедствие волею истории оказалось связанным с деятельностью Петра I. Частный случай — гибель Параши — приобрел обобщенный характер. Оказавшись «на площади Петровой», Евгений

думал не о себе — о судьбе Параши. И именно в этот момент грозная стихия природы соотносится поэтом со стихией самовластия. Евгений, плененный Невою,

...как будто околдован,

Как будто к мрамору прикован,

Сойти не может! Вкруг него

Вода и больше ничего!

И, обращен к нему спиною,

В неколебимой вышине,

Над возмущенною Невою

Стоит с простертою рукою

Кумир на бронзовом коне.

Но какая связь между «кумиром» и бедствием столицы? Вот буря стихла, и освобожденный из плена Евгений бежит к дому Параши, но находит там только обломки. Несчастье помутило разум Евгения. Сумасшествие явилось как бы последним этапом пути разрушения его личности.

Евгений не мог вернуться в привычный мир частной жизни, личных чувств и переживаний — он остался там, где раньше жила Параша. Пройдет год жизни, исполненной новыми испытаниями и бедствиями, но Евгений так и не вернется в свой дом. Петербург, страшный во время наводнения, оправляется от набегов Невы. Постепенно у Евгения начинают проясняться мысли — он долго идет к этому высшему моменту своей жизни.

Однажды Евгений спал у невской пристани. «...Дышал//Ненастный ветер. Мрачный вал//Плескал на пристань, ропща пени//И бьясь об гладкие ступени,//Как челобитчик у дверей//Ему не внемлющих судей». Бездомный Евгений, внешне — «ни зверь, ни человек», оказался именно в роли такого «челобитчика». Город выступал жестоким и бессердечным обидчиком.

Бедняк проснулся.

Мрачно было:

Дождь капал, ветер выл уныло,

И с ним вдали, во тьме ночной

Перекликался часовой...

Город-обидчик, город — оплот самовластия, мрачная столица империи — этот город и способствовал окончательному прояснению мыслей.

Вскочил Евгений; вспомнил живо

Он прошлый ужас; торопливо

Он встал; пошел бродить, и вдруг...

Он увидел того, кто незримо преследовал его все это время:

...И прямо в темной вышине

Над огражденною скалою

Кумир с простертою рукою

Сидел на бронзовом коне.

Евгений вздрогнул.

Прояснились

В нем страшно мысли.

Он узнал

И место, где потоп играл,

Где волны хищные толпились,

Бунтуя злобно вкруг него,

И львов, и площадь, и того,

Кто неподвижно возвышался

Во мраке медною главой,

Того, чьей волей роковой

Под морем город основался...

Необузданная, беззаконная стихия и роковая воля самовластия, оказавшись силами взаимосвязанными, явились причиной и несчастья города и прояснения мыслей Евгения. Ничтожный перед «горделивым истуканом» в обычной жизни, Евгений, когда «прояснились в нем страшно мысли», в нравственном, в общечеловеческом смысле становится равен ему. В пушкинской поэме «правда» чудотворного строителя, преобразователя России, и «правда» Евгения, страдающего человека, сосуществуют в трагическом противостоянии.

В поэме дана картина более чем вековой истории Петербурга: замысел Петра («здесь будет город заложен»), рост северной столицы, трагические события в день наводнения 1824 года. «Медный всадник» — это воссоздание трагической и противоречивой истории. В поэме противостоящие начала (Медный всадник и Евгений) взаимосвязаны, и изменение одного неизбежно влечет за собой изменение другого. Подтверждение этому — реакция Медного всадника на брошенное ему Евгением: «Ужо тебе!» Еще Валерий Брюсов отметил, что «преследование Евгения Медным всадником изображено не столько как бред сумасшедшего, сколь как реальный факт...». Это сочетание реального и фантастического помогает прийти к главному выводу: в основе этого противоречивого петербургского мира нет «дурной бесконечности», он обладает динамикой, способен изменяться. А. Блок писал: «Медный всадник — все мы находимся в вибрациях его меди».

Конфликт петербургского жителя, «маленького человека», и равнодушного к его страданиям казенного Петербурга получил блестящее художественное осмысление в прозе Гоголя. Гоголь не дает описаний города, его архитектурных ансамблей. Автор «Носа», «Записок сумасшедшего», «Невского проспекта», «Шинели» создает художественный образ столицы, в котором выражена социальная и нравственная суть Петербурга.

Петербург, показанный в повестях «Невский проспект» и «Шинель», является не просто местом действия, но и той социальной атмосферой, в которой живут и действуют герои гоголевских произведений. Картины города, атмосфера погони за чинами, бюрократического равнодушия к человеку, показ жестких социальных контрастов и противоречий — все это прекрасно нарисовано писателем.

Вместе с тем в «Петербургских повестях» отразились и те впечатления и жизненные переживания, которые связаны были с личной судьбой Гоголя, попавшего из провинциальной тишины Украины в сурово встретивший его Петербург. Первое впечатление, произведенное Петербургом, тоже было не таким, как ожидал писатель: «...Петербург мне показался вовсе не таким, как я думал, я его воображал красивее, великолепнее...»

В своих повестях Гоголь описывает те районы, где когда-то жил сам. Так, например, неподалеку от Сенной площади проживает майор Ковалев («квартира моя в Садовой»), на Вознесенском проспекте живет цырюльник Иван Яковлевич, здесь же бродит Поприщин, останавливаясь с изумлением перед огромным домом Зверкова: «Этот дом я знаю, — сказал я сам себе. — Это дом Зверкова. Эка машина! Какого в нем народа не живет: сколько кухарок, сколько приезжих! а нашей братьи чиновников — как собак, один на другом сидит».

Лишь художник Чартков поселился на дальней Пятнадцатой линии Васильевского острова. Художник жил в Коломне, куда опускается самый несчастный «осадок человечества», куда «не заходит будущее».

Гоголевский Петербург — пасмурный город нищих чиновников, мастеровых, бедного люда — противостоит парадному блеску Невского проспекта, этой «улице-красавице нашей столицы». Однако красота Невского проспекта призрачная, ложная красота, не могущая скрыть нищету и трагизм жизни большого города, прозябанья бедного люда Коломны и Мещанских, ужасную изнанку столицы. «О, не верьте этому Невскому проспекту!.. Все обман, все мечта, все не то, чем кажется!» — восклицает Гоголь.

Писатель прекрасно передает тревожную, изменчивую атмосферу города через остроту сюжетных ситуаций, неожиданность финала — комического (как в «Носе») или — что чаще — трагического. Самоубийство, сумасшествие, незаметная смерть — таков удел безвестных представителей «низов». Безудержная погоня за богатством и чинами, торжество самодовольной пошлости и подлости — таковы черты представителей господствующих «верхов».

В «Петербургских повестях» прежде всего поставлен вопрос о жизни рядовых людей этого огромного города, о судьбе «маленького человека», его бедственной участи в условиях помещичье-бюрократического государства.

В «Записках сумасшедшего» Гоголь словами такого обездоленного и обойденного «маленького человека» Поприщина раскрывает противоречивость, социальную несправедливость чиновническо-дворянского общества: «Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам. Найдешь себе бедное богатство, думаешь достать его рукою, — срывает у тебя камер-юнкер или генерал». Гоголь глубоко сочувствует этим скромным, маленьким людям — бедному чиновнику Поприщину в «Записках сумасшедшего», жалкому бедняку Акакию Акакиевичу Башмачкину в «Шинели». Атмосфера равнодушия и

безразличия к человеку, власть чина и денег обрекают массы незаметных «маленьких» людей на трагическую жизнь и в конце концов гибель. Однако Гоголь остается гуманистом, и в то же время он бессилен что-либо изменить.

В «Петербургских повестях» автор противопоставляет благополучным и наглым существователям — вроде поручика Пирогова в «Невском проспекте» — беспомощных Поприщиных и Башмачкиных.

Гоголь выступает как художник города. Он показывает, что за всей этой внешней нарядностью, за парадным блеском всегда чисто подметенных тротуаров Невского проспекта, по которому движутся вереницы карет и потоки щегольски разодетых прохожих, за всем этим прячутся неприглядные трущобы бедноты, несчастные простые люди. Это и ничтожество майоров Ковалевых, неуверенность в завтрашнем дне, нищета и забитость Башмачкиных, тоска по идеалам художника Пискарева, кончающего самоубийством. «Невский проспект», — писал Белинский, — есть создание столь же глубокое, сколько и очаровательное; это две полярные стороны одной и той же жизни, это высокое и смешное обок друг другу».

Гоголь показывает жизнь людей в этом городе «крестов и звезд», в городе пошлости и раболепия перед власть имущими. Этот город может унизить человека, опустить человека до такого уровня, когда он, подобно Пирогову, оставаясь самодовольным, не смущается даже поркой, устроенной ему за его волокитство. Белинский писал: «Пискарев и Пирогов — какой контраст!.. О, какой смысл скрыт в этом контрасте! И какое действие производит этот контраст! Пискарев и Пирогов, один в могиле, другой — доволен и счастлив, даже после неудачного волокитства и ужасных побоев!..» Таков этот город — одни процветают, другие погибают.

«В судьбе Петербурга есть что-то трагическое, мрачное и величественное» (Герцен. Фельетон «Москва и Петербург»),

Во второй половине XIX века многие писатели также обращались к теме Петербурга, и прежде всего Некрасов.

В поэме «Несчастные» (1856 г.) поэт написал о петербургской жизни:

Но если той тревоги смутной

Не чуждо сердце — пропадешь!

В стихах Некрасова Петербург противопоставляется провинции. Герой поэмы «Несчастные» связан с обоими этими мирами. Вот «бедный городок», где «солнца каждому довольно»: собор, четыре кабака, Волга. Однако этот уютный мир провинции гибелен для молодого ума:

...Но там бесплодно гибнут силы,

Там духота, бездумье, лень,

Там время тянется сонливо...

Куда ж идти? К чему стремиться?

Где силы юные пытать?

И молодые люди тянутся к Петербургу, который «обещает» известность и славу. Об этих надеждах провинциала говорит и Некрасов:

...Воображенье

К столице юношу манит,

Там слава, там простор, движенье...

Но Петербург, каким он показан у Некрасова, — «город роковой», жестокий и беспощадный.

Пройдут года в борьбе бесплодной,

И на красивые плиты,

Как из машины винт негодный,

Быть может, брошен будешь ты?

Итак, в поэме Некрасова два противопоставленных друг другу мира: провинция и Петербург — оба губительны для молодых, талантливых сил.

В то же время Некрасов поразительно описывает зимний Петербург в цикле «О погоде»:

Но зимой — дышишь вольно; для глаза —

Роскошь!

Улицы, зданья, мосты

При волшебном сиянии газа

Получают печать красоты...

В серебре лошадиные гривы,

Шапки, бороды, брови людей,

И, как бабочек крылья, красивы

Ореолы вокруг фонарей!

Некрасов часто описывает как бы случайно попавшие на глаза детали и эпизоды городской жизни, но в них угадывается трагическая суть. Наиболее убедительно этот прием использован в стихотворении «Утро» (1872 — 1873): «на позорную площадь кого-то провезли», «проститутка домой на рассвете поспешает», «торгаши просыпаются». И наконец, — финал:

Дворник вора колотит — попался!

Гонят стадо гусей на убой;

Где-то в верхнем этаже раздался

Выстрел — кто-то покончил с собой...

Своеобразие интонации некрасовской речи, когда поэт заговаривает о Петербурге, — в ее драматическом звучании. «Рыдающий стих» отличает ряд типично петербургских произведений: «Размышления у парадного подъезда», «Убогая и нарядная», «Вчерашний день, часу в шестом...», «Еду ли ночью по улице темной...».

В поэме «Несчастные» Некрасов писал о Петербурге:

В стенах твоих

И есть и были в стары годы

Друзья народа и свободы,

А посреди могил немых

Найдутся громкие могилы.

Ты дорог нам, — ты был всегда

Ареной деятельной силы,

Пытливой мысли и труда!..

Петербург остается для Некрасова городом, где мужала русская демократия, для которой этот город стал «колыбелью свободы».

Петербург конца XIX века — это уже большой капиталистический город, что сказалось в его архитектуре, жизни. Александр Блок в набросках к поэме «Возмездие», имея в виду столицу, написал: «Петербург рождался новый, напророченный Достоевским».

Для писателей второй половины XIX века громадное значение имел образ Петербурга, созданный Достоевским. Следуя за Пушкиным («Медный всадник»), Достоевский по-новому воплотил в Петербурге русскую национальную трагедию — трагедию подавления личности. Петербург у Достоевского — «самый фантастический», «самый отвлеченный и умышленный город», и в то же время он в высшей степени реален, он оказывает постоянное и страшное воздействие на души людей. Раскольников («Преступление и наказание»), Долгоруков («Подросток») — мысли, поступки, судьбы этих и многих других героев Достоевского в значительной степени объясняются тем, что они петербургские жители. Воздействие города проявляется в том, что герои Достоевского живут в страшном душевном напряжении, как бы на грани катастрофы, которая вот-вот или все разрушит, или разрешит главные вопросы, прояснит самое сокровенное и важное в жизни.

За два первых десятилетия XX века было создано громадное количество художественных произведений, посвященных Петербургу, Блоковский образ Петербурга явился одним из самых уникальных в русской поэзии. У Блока было чувство глубокой личной связи с Петербургом (часто в его стихах встречается выражение «город мой»), своей зависимости от него. Однажды в своем дневнике он сделал запись: «Город ужасно действует».

Он спит, пока закат румян.

И сонно розовеют латы.

И с тихим свистом сквозь туман

Глядится Змей, копытом сжатый, —

так начинается стихотворение Блока «Петр». Петербург в этом стихотворении — город, в котором, по словам Иннокентия Анненского, «змей и царь не кончили исконной борьбы» (своеобразие «двоевластия» петербургской жизни: с одной стороны, созидающее, творческое начало — Медный всадник, а с другой стороны, стихийное, низменное — змей). Петр предстает здесь как «веселый царь», в руке которого то «факельное пламя», то «зловонное кадило», то «вспыхнет меч». Он и благословляет зло, и грозит карой за него.

В петербургском мифе неизбежно присутствует стихийное, разрушительное, враждебное Петру начало. После создания памятника на Сенатской площади оно часто стало ассоциироваться со змеем, которого

топчет конь царя. В стихотворении Блока змей, раскинувшись над домами, берет в плен город. В «глухие вечера» он и царь вдруг становятся союзниками. И тогда

Пускай невинность из угла Протяжно молит о пощаде!

Исторические события начала XX века Блок осмысливает с точки зрения петербургского мифа. Поэтому стихотворение «Вися над городом всемирным» (1905) написанное в дни объявления конституции, содержит в себе такую параллель:

И если лик свободы явлен,

То прежде явлен лик змеи,

И ни одни сустав не сдавлен

Сверкнувших колец чешуи.

Блок писал об «упрямо двоящемся образе города на болоте» (1905 г.). Петербург Петра был для Блока той силой, которая мешает проявиться до конца «лику

свободы».

У Блока нет подробных описаний города, мало примет именно Петербурга. Их буквально можно сосчитать по пальцам: Медный всадник, фиванские сфинксы на берегу Невы, часовые на Крестовском острове, Петропавловский шпиль, «Невская башня», площадь Сената... Но все же у нас возникает убежденность, что абсолютное большинство блоковских стихов — о Петербурге.

Блоковская «блуждающая пристальность» (Б. Пастернак) проявляется в том, что в его стихи входят как бы случайные, но в то же время точные детали облика и жизни города. Поэтому нет сомнения, что строки:

Под утро проснулся от шума

И треска несущихся льдин, —

про Петербург. И эти:

Ты смотришь в очи ясным зорям,

А город ставит огоньки,

И в переулках пахнет морем,

Поют фабричные гудки, —

тоже про Петербург.

Предчувствие «неслыханных перемен» с годами обострило интерес Блока к историческому плану петербургской темы. Самый яркий пример — поэма «Возмездие» (1910— 1921). Предполагается, что первоначально Блок собирался назвать ее «Петербург». И вновь погружение в прошлое (в поэме описывается Петербург конца XIX века) приводит художника к «самому началу» — образу Петра I:

(Сон или явь): чудесный флот,

Широко развернувший фланги,

Внезапно заградил Неву...

И Сам Державный Основатель

Стоит на головном фрегате...

В произведениях Блока, запечатлевших великие бури России, (прежде всего это, конечно, касается поэмы «Двенадцать»), неизменно присутствует образ города на Неве.

Сквозь века и десятилетия проходит Петербург через творчество русских писателей. Город предстает то мрачным, зловещим пауком, призрачным мертвецом, символом зла и насилия, ужасов и жестокостей, то живым, пульсирующим существом, символом надежды, светлой мечты, культуры, свободолюбивых традиций.

Писатели видели Петербург в солнечный день или в метель, в серое мартовское утро и в белую ночь; в их произведениях обрисованы ситуации, типичные для большого города, и неожиданные контрасты, изображены жители столицы: обитатель доходных домов и торгующая собой женщина, интеллигент и чиновник, городской бродяга и «летающий человек», житель средней петербургской квартиры и революционер...

Образ города в произведениях русских писателей отличают разнообразие красок, деталей, подробностей городского быта, пейзажи, центральное место в которых занимает Нева, с ее каменными берегами и плавным бегом.

Петербург — город «страшный» и «великий», вечная, непреходящая тема в русской литературе.