Сочинение на тему Творческий путь Ивана Шмелева»

Шмелев теперь — последний и единственный из русских писателей, у которого еще можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка. Шмелев изо всех русских самый распрерусский, да еще и коренной, прирожденный москвич, с московским говором, с московской независимостью и свободой духа. А. И. Куприн Все, что написано Иваном Шмелевым, служит глубинному познанию России, ее корневой системы, пробуждению любви к нашим праотцам. До конца своих дней чувствовал он саднящую боль от воспоминаний о Родине, ее природе, ее людях. В последних книгах великого писателя — крепчайший настой первородных русских слов, самый лик России, которая видится ему в своей кротости и поэзии. “Этот весенний плеск остался в моих глазах — с праздничными рубахами, сапогами, лошадиным ржаньем, с запахами весеннего холодка, теплом и солнцем. Остался живым в душе, с тысячами Михаилов и Иванов, со всем мудреным до простоты-красоты душевным миром русского мужика, с его лукаво-веселыми глазами, то ясными как вода, то омрачающимися до черной мути, со смехом и бойким словом, с лаской и дикой грубостью. Знаю, связан я с ним до века. Ничто не выплеснет из меня этот весенний плеск, светлую весну жизни... Вошло — и вместе со мной уйдет” (“Весенний плеск”), О Шмелеве, особенно его позднем творчестве, писали немало и основательно. Только по-немецки вышли две фундаментальные работы, существуют серьезные исследования и на других языках, число статей и рецензий велико. И все же среди этого обширного списка выделяются труды русского философа и публициста И. А. Ильина, которому Шмелев был особенно близок духовно и который нашел собственный ключ к шмелевскому творчеству как творчеству глубоко национальному. О “Лете Господнем” он, в частности, писал: “Великий мастер слова и образа, Шмелев создал здесь в величайшей простоте утонченную и незабываемую ткань русского быта, в словах точных, насыщенных и изобразительных: вот “тартбнье мартовской капели”; вот в солнечном луче “суетятся золотинки”, “хряпкают топоры”, покупаются “арбузы с подтреском”, видна “черная каша галок в небе”. И так зарисовано все: от разливанного постного рынка до запахов и молитв яблочного Спаса, от “розговин” до крещенского купанья в проруби. Все узрено и показано насыщенным видением, сердечным трепетом; все взято любовно, нежным, упоенным и упоительным проникновением; здесь все лучится от сдержанных, не проливаемых слез умиленной и благодарной памяти. Россия и православный строй ее души показаны здесь силою ясновидящей любви”. И действительно, “Богомолье”, “Лето Господне”, “Родное”, а также рассказы “Небывалый обед”, “Мартын и Кинга” объединены не только биографией ребенка, маленького Вани. Через материальный мир, густо насыщенный бытовыми и психологическими подробностями, читателю открывается нечто более масшатабное. Кажется, вся Россия, Русь предстает здесь “в преданьях старины глубокой”, в волшебном сочетании наивной серьезности, строгого добродушия и лукавого юмора. Это воистину “потерянный рай” Шмелева-эмигранта. Поэтому так велика сила пронзительной любви к родной земле, поэтому так ярки и незабываемы сменяющие друг друга картины. Эти “вершинные” книги Шмелева по своей художественной канве приближаются к формам фольклора, сказания. Так, в “Лете Господнем” скорбная кончина отца следует за рядом грозных предзнаменований: это и вещие слова Пелагеи Ивановны, котрая и себе предсказала смерть; это и многозначительные сны, привидевшиеся Горкину и отцу; и редкостное цветение “змеиного цвета”, предвещающего беду, и “темный огонь в глазу” бешеной лошади Стальной. Все эти подробности и детали соединяются в единое, достигая размаха мифа, сказки-яви. О языке стоит сказать особо. Без сомнения, не было подобного языка до Шмелева в русской литературе. Что ни слово, то золото. Волшебное великолепие нового невиданного языка. Отблеск не бывшего, почти сказочного ( как на легендарном “царском золотом”, что подарен был плотнику Марты ну) ложится на слова. Этот щедрый, богатый народный язык восхищал и продолжает восхищать. По воспоминаниям современников можно собрать потртрет Ивана Сергеевича Шмелева: среднего роста, тонкий, худощавый, с большими серыми глазами; лицо старовера, страдальца, изборождено глубокими складками взор чаще серьезный и грустный, хотя и склонен к ласковой усмешке. По отцу он действительно старовер, а предки матери вышли из крестьянства. Родился писатель в Москве в 1873 году, в семье подрядчика. Москва — глубинный источник его творчества. Именно самые ранние детские впечатления навсегда заронили в его душу и мартовскую капель, и вербную неделю, и “стояние” в церкви, и путешествие старой Москвой. Семья отличалась патриархальностью, истинной религиозностью. Совсем иной дух, чем в доме, царил на замоекворецком дворе Шмелевых, куда со всех концов России стекались рабочие-строители в поисках заработка. “Слов было много на нашем дворе — всяких, — вспоминал писатель. — Это была первая прочитанная мною книга — книга живого, бойкого и красочного слова”. Родители дали сыну и дочерям прекрасное образование. Шмелев-гимназист открыл для себя новый, волшебный мир литературы и искусства. Уже в первом классе гимназии он носил прозвище “римский оратор” и был прославленным рассказчиком, специалистом по сказкам. Страсть к “сочинительству” была необоримой. И некую побудительную роль, безусловно, сыграл А.П.Чехов. На всю жизнь Чехов, с которым он не раз встречался, остался его истинным идеалом. Юному гимназисту чрезвычайно повезло с преподавателем словесности Цветаевым, который разглядел в мальчике незаурядный талант и задавал ему специально писать сочинения на поэтические темы. Под благотворным влиянием Цветаева в жизнь юного Ивана вошли новые книги, новые авторы: Короленко, Успенский, Толстой. И вот летом, перед выпускным классом, отдыхая в глухой деревне, он написал большой рассказ, причем в один вечер, с маху. И в июле 1895 года, уже студентом, получил по почте журнал “Русское обозрение” со своим рассказом “У мельницы”. У него тряслись руки, он ликовал: “Писатель? Это я не чувствовал, не верил, боялся думать...” Биография писателя Шмелева демонстрирует не раз страстность его натуры. В молодости его круто шатало: от истовой религиозности к рационализму в духе шестидесятников, от рационализма — к учению Льва Толстого, ' идеям опрощения и нравственного самоусовершенствования. Поступив на юридический факультет Московского университета, Шмелев неожиданно для себя увлекается ботаническими открытиями Тимирязева, после чего новый прилив религиозности. После женитьбы осенью 1895 года он в качестве свадебной поездки выбирает Валаамский Преображенский монастырь на Ладоге. Так родились очерки “На скалах Валаама”. Изданная за счет автора, книга была остановлена цензурой. После окончания университета Шмелев тянет лямку чиновника в глухих местах Московской губернии. Но и до этих мест уже докатились первые раскаты приближающейся революционной грозы. Такие произведения Ивана Шмелева как “Вахмистр” (1906), “Распад” (1906), “Иван Кузьмич” (1907), “Гражданин Уклейкин” — все они прошли под знаком первой русской революции. Герои Шмелева этой поры недовольны старым укладом жизни и жаждут перемен. Но рабочих Шмелев знал плохо. Он увидел и показал их в отрыве от среды, вне “дела”. Сама же революция у него передана глазами других, пассивных и малосознательных людей. Так, из своего лабаза наблюдает за уличными “беспорядками” старый купец Громов в рассказе “Иван Кузьмич”. К “смутьянам” он относится с недоверием и враждебностью. Лишь случайно попав на демонстрацию. Он неожиданно для себя ощутил душевный перелом: “Его захватило всего, захватила блеснувшая перед ним правда”. Этот мотив настойчиво повторяется и в других произведениях. В те годы Шмелев был близок писателям-демократам, группировавшимся вокруг издательства “Знание”, в котором с 1900 года ведущую роль стал играть М. Горький. Самым значительным произведением Шмелева дореволюционной поры является повесть “Человек из ресторана”. Действующие лица повес-тиобразуют единую социальную пирамиду, основание которой занимает главный герой Скороходов с ресторанной прислугой.