Сочинение на тему Образ маленького человека у Н.В.Гоголя ("Шинель") и у Акутагавы Р. ("Бататовая каша")»

Образ маленького человека известен давно - благодаря, например, таким мастодонтам, как Николай Гоголь или Фёдор Сологуб, - и неисчерпаем, на мой взгляд, несмотря на то, что в большинстве случаев грозит летальным исходом своему носителю. И это почти обязательное ограничение рождает вполне закономерный интерес: действительно ли оно обязательно, и не может ли существовать в природе варианта, который хотя бы оставляет надежду на более желанный путь развития событий для этого маленького человека, который вызывает жалость даже у своего жестокого окружения, - должен вызывать её и у авторов. И вот в 1916 году, почти три четверти века спустя после гоголевской "Шинели", не такой известный в наших отечественных литературных кругах, как А.Чехов (тоже мастер разработки характеров "маленьких людей"), но никак не менее талантливый, тогда ещё двадцатичетырёхлетний автор нескольких рассказов Акутагава Рюноскэ делает попытку - почти скалькировав первую половину "Шинели" - принципиально изменить её вторую, решающую часть. И в далёком Токио "маленький человек" видит луч света - намёк на возможность полного освобождения. Не стоит и говорить, что попытка юного японского Дракона оказалась необычайно удачной. Человек, владеющий контрольным пакетом моей любви, уважения и восхищения, безусловный авторитет в данном вопросе - Аркадий Натанович Стругацкий, в данном случае выступивший в роли переводчика с японского на русский именно "Бататовой каши", свидетельствует, что подобный опыт не явился ни первым, ни, тем более, единственным на творческом пути Акутагавы. Таким было и первое произведение, принесшее ему известность, - "Ворота Расёмон", те же приёмы использовал он в новеллах "Сад", "Барышня Рокуномия" и других. Рано поняв, что гиперболизировать внутренний мир героя можно лишь с помощью события, он направил свою мысль на его поиски - в прошлое. Событием, говорит он, может быть что угодно: от вселенской катастрофы - до подлой мелочи жизни - например, приобретения новой шинели. Причём, на авторство идей Акутагава не претендует - его сознательная роль заключается в том, чтобы в старых сюжетах обнаружить новый смысл. Стругацкий отмечает, что особый интерес в этом плане вызывает рассказ "Бататовая каша". В его основу положен древний анекдот про бедного самурая, всю жизнь мечтавшего "нажраться" бататовой каши, и как он ею объелся, когда сильные мира сего предоставили ему такую возможность. Однако Акутагава построил на этом непритязательном анекдоте откровенный парафраз "Шинели" Гоголя, что подтверждается многими прозрачными моментами, бесспорно указывающими на первоисточник. Михаил Иосифович Веллер аттестует это приём как "литературное отрицание": "Акутагава в "Бататовой каше" предложил обратный вариант "Шинели" Гоголя: бедный маленький человек получает желаемое в огромных размерах." Но истоки новеллы Акутагавы - это "Шинель", посмотрим же, как они развиваются, и где именно начинаются расхождения. . Первое, что мы видим, открыв оба произведения, - это сообщение о неопределённо давнем времени, в котором происходит действие; тут же говорится и о неважности даты для его описания. Далее речь идёт о месте работы главного героя - тоже не важное. С именем начинается первая путаница: если Гоголь, великий насмешник, одаривает своего подопытного чудесно дурацким названием - Акакий Акакиевич да ещё и Башмачкин, тем самым предупреждая читателя о начале веселья, то уже склонный к детальному и скупому реализму за счёт антуража в выписывании характеров Акутагава лишает свой персонаж какого-либо собственного имени, и в случае нужды характеризует его согласно незначительной должности, занимаемой им, - гои. Что касается внешнего вида героев, то тут наблюдаются маленькие непринципиальные отличия, не оставляющие возможности говорить о нём иначе, чем о маленькой: невысокий рост, страшненький нос, туповатое выражение лица... Оба героя могут похвастаться своей невезучестью: Башмачкин обладает особой харизмой "ходя по улице, поспевать под окно именно в то самое время, когда из него выбрасывали всякую дрянь, и оттого вечно уносил на шляпе арбузные и дынные корки и тому подобный вздор." Гои не везёт с желанной кашей - в случае больших праздников, на которые её готовили, ему хватало её "весьма немного, только смазать глотку." Одеваются горемыки тоже как попало: потёртую шинель Башмачкина сослуживцы называют капотом, старая одежда и облупленный меч гои тоже не добавляют ему популярности. Вообще, нет такого человека в хронотопе этих новелл, который не воспользовался бы возможностью обидеть маленького человека - тут, кстати, всё совпадает: смотрим у Гоголя: "В департаменте не оказывалось к нему никакого уважения." У Акутагавы: "В самурайских казармах на гои обращали не больше внимания, чем на муху." В иерархическом контексте - отношения такие же. Наиболее прозрачный момент - у Гоголя: "Молодые чиновники [...] сыпали на голову ему бумажки, называя это снегом." А вот у Акутагавы: "... к узлу волос на макушке ему прицепляли клочки бумаги..." Жалобы на жизнь у обоих маленьких людей совершаются одинаковым способом и вызывают такой же слабый, но горький резонанс: доведённый до крайности Акакий Акакиевич произносит: "Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?", а гои говорит, состроив непонятную гримасу: "Что уж вы, право, нельзя же так...", причём вид их делается таким жалким, что и тут и там находится не окончательно очерствевшая душа, понимающая при этой нечастой жалобе весь ужас их беспомощного положения и стыдящаяся своих действий и прекращающая их впредь - но это случается спорадически... Издеваться над Башмачкиным находит приятным даже пьяница-портной Петрович, пугая его астронономической ценой на шинель. Гои пугает самурай Тосихито, везущий его к себе за бататовой кашей, отказываясь говорить, где же именно расположен пункт назначения их путешествия по небезопасным провинциям. Совпадает также и первое увлечение обоих неудачников - это служба, хотя Башмачкин научился любить свою работу (переписывание), а гои, кажется, всего лишь ищет спасения от своего окружения - от жизни, если угодно. Гоголь пишет: "Мало сказать: он служил ревностно, нет, он служил с любовью. [...] Вне этого переписывания, казалось, для него ничего не существовало." Акакий Акакиевич берёт работу на дом и переписывает бумаги ради собственного удовольствия. "Написавшись всласть, он ложился спать, улыбаясь заранее при мысли о завтрашнем дне: что-то бог пошлёт переписывать завтра." О безымянном гои сообщается лишь, что он предпочитает работать, чем наблюдать "развлечения" коллег, жертвой которых он был; должно быть, поэтому, а не по природной склонности "... он с весьма давнего времени ежедневно и неутомимо отправляет одни и те же обязанности..." Но у обоих этих персонажей есть другая, тайная мечта, объединяющая их, и с которой начинаются серьёзные расхождения в сюжете рассматриваемых рассказов. Кстати, оба произведения носят название именно желаний, стающих второй натурой героев и движущей силой их судеб. Гоголь наделяет своего героя желанием, обусловленным необходимостью: шинель, долгие годы защищавшая Акакия Акакиевича от злых петербургских морозов, с течением времени превратилась в неспособную кого-либо согреть тряпку; хотел он того или нет, - покупать новую шинель всё равно пришлось. И только нелегко смирившись с этой необходимостью господин Башмачкин осознал, каким счастьем может стать для него это приобретение. С этого мига Башмачкин пропал; вынужденный голодать в пользу обновки "... он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели. С этих пор как будто самое существование его сделалось как-то полнее, как будто бы он женился [...] Огонь порою показывался в глазах его, в голове даже мелькали самые дерзкие и отважные мысли: не положить ли точно куницу на воротник.