Сочинение на тему Талант и фантазия произведения Герцена «Былое и думы»

Как это понять? Вероятно, так: одни писатели уясняют истину как бы художественной ощупью. А Герцен уже наперед, силою научного предвидения, постигает ее и затем облекает в плоть образа. Но по так: одни писатели будто бы сами не до конца сознают, какие обобщения следуют из созданной ими картины жизни,- и критики им до конца «разъясняют» смысл их творений. А Герцен будто бы сначала обобщает свои наблюдения, извлекает из них социальные, философские, психологические формулы и лишь затем находит для них образные примеры. В конечном счете, как полагал Белинский, мысль пронизывает художественный образ, светится в каждой его грани, скрепляет воедино все произведение. Разумеется, если это писатель крупный, если произведение им выношено, доведено до конца и если он считает возможным отдать его на суд читателей. Имеет ли значение, каким образом получена соль: выпарили ее из рассола на солеварнях или добыли самородную из шахты? Замечание Белинского не означает, что он сомневался в огромном даровании Герцена. Он лишь подчеркнул, что художественный мир Герцена отличается поразительным богатством идей. Любое наблюдение Герцена неразрывно связано с размышлениями, с осмыслением наблюдаемых явлений, с умением сделать общий вывод или сопоставить их с крупными проблемами современности. Белинский также заметил тот особенный тон герценовского повествования, по которому очень точно определяется позиция художника и его отношение к изображаемому. Герцен иронизирует над тем, что ему кажется смешным; а смешное он умеет подмечать с поразительной зоркостью. И вместе с тем его ирония всюду сплетена с лиризмом, с сочувствием к людям маленьким, придавленным социальной несправедливостью. «Главное орудие Искандера,- писал Белинский,- которым он владеет с таким удивительным мастерством,- ирония, нередко возвышающаяся до сарказма, но чаще обнаруживающаяся личною, грациозною и необыкновенно добродушною шуткою». Ирония окрашивает герценовские сравнения, метафоры, эпитеты и характеристики. Вот, например, как изображает Герцен волнение Глафиры Львовны при известии о сватовстве Негрова: «Кисейное платье племянницы чуть не вспыхнуло от огня, пробежавшего по ее жилам…». Здесь ирония неотделима от грусти и сожаления. Грустно оттого, что в положении несчастной племянницы только замужество оставляло надежду на относительную независимость, на освобождение из-под власти страшной «старой графини с видом вороны в чепчике». Понятна радость Глафиры Львовны, когда оказалось, что надежды ее не обманули: она отправилась к венцу «в венчальном платье из воздуха с лентами» и была «счастлива от маленького пальца на ноге до конца длиннейшего волоса в косе…». Есть что-то трогательное в этой молодой женщине, едва не оставшейся такой же старой девой, как ее почти столетняя тетка Мавра Ильинишна. Но вот прошло пятнадцать лет; Глафира Львовна стала счастливой супругой Негрова, дамой под стать своему жесткому супругу, вечно «учившему» кого-нибудь из слуг. Меняется она – меняется отношение Герцена к ней. Ирония, сочетавшаяся с лирическим сочувствием, сменилась злой насмешкой. Теперь Глафира Львовна оказывается в положении энергичного захватчика, намеренного нахрапом присвоить то, что ей понравилось. Глафира Львовна пытается соблазнить молодого Круциферского: она «играла роль завоевателя и соблазнителя, а Дмитрий Яковлевич – невинной девушки, около которой злонамеренный паук начал плесть свою паутину». В «Былом и думах», говоря о вятском губернаторе Тю-фяеве, Герцен назвал его «восточным сатрапом». Откуда такие берутся? Герцен сообщил, как Тюфяев в молодости с бродячими акробатами прошел от Тобольска до Польши, а оттуда, за бродяжничество, отправлен был вместе с арестантами обратно в Тобольск. Ему посчастливилось попасть к Аракчееву в сотрудники. Опираясь на эти сведения (акробаты, арестанты, Аракчеев), Герцен развивает насмешливое, пронизанное злой иронией, описание неожиданного возвышения Тюфяева: «Канцелярия Аракчеева была вроде тех медных рудников, куда работников посылают только на несколько месяцев, потому что если оставить долее, то они мрут. Устал наконец и Тюфяев на этой фабрике приказов и указов и стал проситься на более спокойное место… Аракчеев наградил Тюфяева местом вице-губернатора. Спустя несколько лет он ому дал пермское воеводство. Губерния, по которой Тюфяев раз прошел по веревке и раз на веревке, лежала у его ног».