Сочинение на тему Поэзия возвышенного и героического (творчество К. Батюшкова)

Константин Батюшков прожил по меркам века ушедшего жизнь долгую, но имел несчастливую и драматическую судьбу. Тридцати трех лет от роду болезнь его души приняла необратимый характер, и, неизлечимо больной, он провел вторую половину своей жизни, отгородившись от мира черным занавесом безумия. В 1830 году его навестит младший его товарищ Александр Пушкин. Батюшков его не узнает. В том же году Пушкин напишет: «Не дай мне Бог сойти с ума…» Часто в своих стихах Батюшков зовет себя «певцом любви». Это обман, а скорее, заблуждение относительно самого себя. Поэт изображает нам все, что угодно: тени друзей, судьбы мира, извлекает из античной мифологии образы богов и героев, мыслит о судьбе, свободе, силе, рисует величественные пейзажи, но интимные переживания, чувства, сопутствующие им, — редкие гости на страницах его книг. А если и появляются, то Батюшков так искусно драпирует их в мифологические одежды, так изысканно и туманно передает их, что трудно разглядеть истинные переживания его лирического героя. А чего же еще ждать от этого странного человека, героя Отечественной войны, пережившего отчаяние в сожженной Москве и триумф победы в Париже. Он и Пушкину, тогда еще лицеисту, советовал не увлекаться «безделками», а тратить время на темы важные, героические. Итак, Константин Батюшков, человек внешности совершенно не геройской, а скорее заурядной, в своей поэзии пытается мыслить категориями возвышенного, что позволяет, по его мнению, наиболее адекватно изобразить порядок вещей и событий в мире. Вот, например, отрывок из стихотворения «Воспоминание»: И в зеркальных водах являл весь стан и рощи, Едва дымился огнь в часы туманной нощи Близ кущи ратника, который сном почил. О, Гейльсбергские поля! О холмы возвышенны! Где столько раз в ночи, луною освещенный, Я, в думу погружен, о родине мечтал. В приведенном отрывке есть все, что необходимо для такого рода произведений: и напыщенные переносы ударений, превращающие строфы в подобия ребусов, и искажения слов, и державинская медь окончаний и рифм, и неоправданно длинные речевые периоды — словом, все то, что отвечало эстетике жанра. И вместе с тем внутренняя музыка стихов, их неповторимый звук, какая-то неземная, католическая торжественная их поступь не оставляют возможности усомниться в том, что Батюшков — поэт истинный и высокий. И конечно, ему дано знание своей судьбы. Еще в двадцатилетнем возрасте он написал: Как ландыш под серпом убийственным жнеца Склоняет голову и вянет, Так я в болезни ждал безвременно конца И думал: Парки час настанет. Возвышенное и героическое в их обыденном понимании представляют собой личное мужество поэта, который осознал трагическое содержание жизни. Свои чувства и переживания он выражал в доступном ему языке и образах. Его гений не развился до пушкинского. Не изобретая в поэзии ничего нового, пользуясь исключительно подручными средствами — из того материала, который позволял сочинять лишь баллады и оды, он выстраивает изящные и психологически тонкие сюжеты, которые и сейчас обладают каким-то очень актуальным, современным звучанием. Я чувствую: мой дар в поэзии угас, И Муза пламенник небесный потушила; Печальна опытность открыла Пустыню новую для глаз, Туда меня влечет осиротелый Гений, В поля бесплодные, в непроходимы сени, Где счастья нет следов, Ни тайных радостей неизъяснимых снов. Многое соединилось в судьбе Батюшкова: и личная драма, и личная неустроенность человека необеспеченного, для службы не созданного, беспокойного. Занятие поэзией ни славы, ни денег не сулило. Но как поэт Батюшков не сфальшивил ни в одном стихотворении. Возвышенная его Муза не приемлет покоя: она будто увита терниями. Какими бы литературными штампами и приемами ни маскировал это поэт — острые шипы выпирают и терзают его душу. …Исполненный всегда единственно тобой, С какою радостью ступил на брег отчизны! «Здесь будет, — я сказал, — душе моей покой, Конец трудам, конец и страннической жизни». Все сбылось. …Рисунок середины прошлого века: спиной к зрителю у открытого окна невысокий, коротко остриженный человек в долгополом сюртуке и ермолке — все неподвижно и скованно, как будто время остановилось. Это — Константин Батюшков.