Трагическое время коллективизации

Коллективизация в конце 20-х - начале 30-х годов стала самым сложным и драматичным периодом в судьбе русского крестьянства, оценить и осмыслить который до сих пор непросто не только писателям, но и историкам, социологам, философам.

Русская деревня всегда была предметом изучения, описания и сострадания нашей литературы. В XIX веке о ней писали и Пушкин, и Лермонтов, и Некрасов, и Гоголь, и Салтыков-Щедрин, и Лев Толстой. В XX веке — Бунин, Короленко, Шолохов, Можаев, Абрамов, Белов и многие другие.

Трагическое время коллективизации, духовные искания людей этого периода — основная тема произведений М. Шолохова "Поднятая целина", Ф. Абрамова "Поездка в прошлое", С. Антонова "Овраги", Н. Скоромного "Перелом", В. Белова "Кануны", Б. Можаева "Мужики и бабы".

Роман Можаева развеивает миф о добровольном и радостном объединении крестьянских хозяйств в коллективные. Этот роман был “первой ласточкой” и. помог пристальнее вглядеться в прошлое русской деревни. Роман давал объективную оценку коллективизации как ошибки с экономической точки зрения. Коллективизация представлена здесь как трагедии миллионов людей.

Писатель прослеживает процесс не только раскрестьянствования, но и расчеловечивания, происходивший на Рязанщине в 1930 году. В один день люди лишались нажитого тяжелым трудом добра, дома и свободы. Можаев знакомит нас с бытом и обитателями деревни Выселки. Это название по мере повествования приобретает символическое звучание. Простые, добрые, работящие Андрей Иванович Бородин, братья Рубцовы, Федот Иванович Клю ев, Фрося до революции жили своей нелегкой жизнью с маленькими горестями и радостями.

После революции деревня изменилась неузнаваемо: на месте старых, покосившихся осиновых изб появились красивые кирпичные дома, улицы замостили камнем, через овраги перекинули мосты. Кто больше работал, тот больше имел. Работать же мужики любили, да и воля им была — делай, что хочешь: "торгуй на всю катушку, расцветай!”

В 1929-м году на XV съезде ВКП(б) было принято решение о сплошной коллективизации деревни. По-разному отнеслись к нему жители Выселок, но энтузиазма оно не вызвало ни у кого. В село спустили план: одна тысяча пудов зерна на сдачу государству. Местные власти, чтобы выслужиться, увеличили его в пять раз. Застонала деревня.

Первым делом начались погромы хозяйств середняков. Максим Иванович со своей женой Фросей отдали все зерно государству, у них ничего не' осталось. Но после этого начетчики явились с требованием о дополнительной сдаче зерна или хотя бы о денежном возмещении. Семья оказалась в безвыходном положении: не было ни денег, ни зерна. Ничего не оставалось крестьянам, как только, спасая свои жизни, бежать из родных мест. В таком же положении оказались почти все жители Выселок.

Глядя на происходящее, Бородин и Селютин вспоминают страшные пророчества Ивана Петухова. Это стотринадцатилетний старец, "Иван-пророк", арестованный и исчезнувший еще в 18-м году. Он говорил: "Настанет время — да взыграет сучье племя, сперва бар погрызет, а потом бросится на народ. От села до села не останется ни забора, ни кола, все лопухом зарастет. Копыто конское найдете — дивиться будете: что за зверь такой ходил по земле".

Можаев показывает жестокое, хамское поведение людей, облеченных властью в деревне. Это беспринципные бездельники типа Сени Зенина и Якуши Ротастенького. Вид человеческих страданий вызывал у них радость и ощущение собственной значимости. Самым беспощадным образом вели себя начетчики Селютан и Возвышаев. Кречев рассказывал Надежде: "А Возвышаев ногами затопал: мало, кричит. Еще шестнадцать заданий давай! Собирай завтра же пленум! Сам, говорит, приду к вам... Кулаков выявлять будем".

Истребили кулаков... Теперь кулаками были объявлены середняки, а потом и все. кто не был согласен с политикой партии. Оценку всему происходящему дает умный, порядочный человек, истинный интеллигент Дмитрий Успенский: "Весь ужас в том, что все эти схемы насчет улучшения жизни составлены не по любви к ближнему, не по нравственным соображениям, не по соблюдению очевидных законов, а по голому расчету".

Массовое раскулачивание и сплошная коллективизация состоялись. Удар по крестьянину-хозяину нанесен. И "вся жизнь поднялась на дыбы". Можаев в романе, законченном в 1980 году, не оставляет надежды на то, что она когда-нибудь возродится в прежних своих формах, что еще какая-нибудь утопия, "словно бессмертный чертополох, заваленная в одном месте", не вынырнет "совершенно в другом".

Василий Белов выразил свое понимание разрушения русской деревни в период коллективизации. Более двух десятилетий пишет он хронику коллективизации в северной деревне. Белов стремится доказать, что не было необходимости так жестоко, бездушно, нахрапом разрушать многовековый крестьянский уклад, вместо того чтобы приспособить его к социализму, сообразуясь с реальными условиями.

В романе "Кануны” перед нами два села. Но в то же время это целый мир, десятки колоритных народных характеров, будни людей, кормящих всю страну. Это мир русского крестьянина, моральное кредо которого выражено в ночных думах деда Никиты Рогова: "Сколько перепахано было земли, пролито пота? О, хлеб насущный! Многотрудный, всесильный наш! Господи... Господи... При в закрома! Дай силу рукам человеческим... Пускай потухнет его лютая злоба и стихнет потрясение нестойкой души..."

В мире деревни органично сосуществуют такие крепкие хозяева, уважаемые на селе труженики, как Данило и Павел Пачины, Роговы, Евграф Миронов, кузнец-умелец Гаврила Насонов. Здесь же прижимистый и лукавый Жучок, безалаберный Судейкин, по прозвищу Рыжко. Это мир, где каждый зависим от другого и потому не может не считаться с ним. Мир устойчивый, выработавший на основе долгого исторического опыта свою мораль и твердо придерживающийся ее. И вот этот мир пытаются расколоть и перессорить в нем всех друг с другом.

Известие о коллективном труде поначалу не вызывает беспокойства у шибановцев и ольховцев. Данило Пачин рассуждает так: "... сообща-то мужикам и раньше бывало легче... Один-то я рази бы купил бы железной-то плуг..." Евграф Миронов возражает, что кооперативы, ТОЗы уже давно существуют и, следовательно, крестьяне и так уже трудятся сообща. Однако Игнаха Сопронов, секретарь шибановской партячейки, всеми правдами и неправдами, используя демагогические лозунги, стремится загнать своих односельчан в "рай".

Отвратительны действия так называемой чрезвычайной тройки в составе Ерохина, Скачкова, Меерсона, приехавшей в Шибаниху арестовывать "врагов Советской власти". Зажиточные крестьяне сразу превратились в злодеев-кулаков. Сопронов рассуждает: "Что ни изба, то и зажиточный, у каждого по лошади и корове, у многих по две, а то и по три коровы".

Власти начинают душить их налогами, убивать интерес к хозяйствованию на земле и зачастую уничтожать их самих. Судьбы многих ольховцев и шибановцев сложились трагически. Они не могли быть иными в условиях тоталитарного уничтожения русского крестьянства.

В романе Белова много бесчеловечных сцен. Чего стоит хотя бы сцена расстрела в подвалах ГПУ недавним рабочим, мастером, человеком плоть от плоти народа Арсентием Шиловским "врагов народа" —двенадцати мужчин и одной женщины, людей, о которых он ничего не знает, а потому единственным самооправданием ему служит тупое равнодушие: "Кому-то надо..."

"Грандиозной мистификацией, необъятным по масштабам спектаклем, проводимым на просторах... недавно великого государства", считает коллективизацию и связанные с ней репрессии Прозоров. Не менее обличающе звучат слова самого автора: "Казалось, все силы зла снова ополчились на эту землю. Вступая на пустующий императорский трон, знал ли угрюмый генсек, что через несколько лет, в день своего пятидесятилетнего юбилея, он швырнет им под ноги сто миллионов крестьянских судеб".

Борис Можаев и Василий Белов внесли большой вклад в освещение сложного и трагического времени в жизни русской деревни. Их произведения объединяет исследование судьбы крестьянства, попавшего в странный водоворот исторического эксперимента, названного социализмом. Общим является и то, что эти авторы полны веры в силы народа, в его светлое будущее. Герои Можаева и Белова видят спасение "от бедствия народного" в вечных законах крестьянского общежития, народной морали. Слова "... да сгинут везде страдания и смуты..." воспринимаются как наставление потомкам, как молитва-оберег от ожесточения властей и их преступного равнодушия к судьбе России.