Стихия Башлачева

Несчастная жизнь, — она до смерти любит поэта

И за семерых отмеряет и режет! Эх раз, еще раз!

А. Башлачев



С творчеством Александра Башлачева я познакомилась, услышав записи его песен на аудиокассете. Хотелось узнать о нем больше, и я стала собирать информацию из газетных статей и журналов. В результате сложилась вот такая картина его недолгой, но яркой жизни.

Жил в Череповце симпатичный парень, молодой журналист Саша Башлачев. Работал, писал стихи. Застенчивый взгляд, торопливая, немного сбивчивая речь. Никто и не подозревал, что ожидает его в будущем...

Весной 1984 года в Череповец приехал Артем Троицкий. Они познакомились. Башлачеву представилась возможность перебраться в Петербург, выйти со своими стихами и песнями на сцены северной столицы. Это предоставляло новые возможности, славу, признание.

И он сделал выбор. С той поры адрес его сменился на питерский. Он поёт в разных городах России, путешествуя автостопом. Поет для студентов, актеров, журналистов, рок-музыкантов, художников. Везде его встречали с восхищением, поражались необыкновенной силе, исходящей из его баллад.

Поражал прежде всего космический размах его души. Его песни завораживали людей, а он радовался этому почти детской радостью.

В памяти тех, кто его слышал и знал, останутся маленькие колокольчики на кожаном браслете, затем перекочевавшие на шейную тесемку. Говорят, с некоторых пор он их уже не снимал. Они звенели в такт ударам по струнам гитары... Они стали его символом веры. Знаменитая песня Башлачева “Время колокольчиков” написана в ритме бега русской тройки, звенящей бубенцами под стук копыт.



Долго шли снегом и морозами,

Все снесли и остались вольными.

Жрали снег с кашею березовой

И росли вровень с колокольнями.

Если плач - не жалели соли мы,

Если пир — сахарного пряника.

Звонари черными мозолями

Рвали нерв медного динамика.



Концерты, тусовки, фестивали, поездки в Сибирь, Среднюю Азию. Везде и всюду Башлачев был своим, его любили и ждали. Из интервью музыканта Юрия Наумова: “Сашка был признан как гений. У него была исключительно высокая репутация. Его делами-хлопотами занимался Артем Троицкий... То есть Сашку раскручивали такие силы, что, например, я и рядом с ним не стоял”.

Действительно, дружба с такими корифеями русского рока как Гребенщиков, Кинчев, Цой волновала его, радовала как свершившееся чудо. Но со временем все тревожнее и беспокойнее становились Сашины глаза. Казалось, он увидел что-то такое, отчего перевернулась душа. “Поэт поднимает полные ведра внимательных глаз...” Эта башлачевская строчка вспоминается, когда смотришь на один из его последних фотопортретов.

Башлачев по-прежнему приходил на домашние концерты, пел, смеялся, строил рожицы друзьям, но вдруг нестерпимая боль прорывалась в его пении:



Я проклят собой.

Осиновым колом в живое, живое...

Живое восстало в груди

Все в царапинах да в бубенцах.

Имеющий душу да дышит.

Гори — не губи.

Сожженной губой я шепчу.

Я шепчу, что, мол, я сгоряча да в сердцах.



Башлачева стали приглашать на запись в студии, на съемки фильма и постоянно просили спеть. В июне 1987 года Александр Башлачев принимает участие в 5-ом Ленинградском рок-фестивале. Его подавленность и нервозность была усилена прохладным приемом публики, не привыкшей слушать серьезные вещи. Башлачев исполнял “Пляши в огне”:



Мы обручены, и я иду на звон струны из твоей косы.

Мы обручены, и скоро время задуть часы.

Время выйти в лес, где поляны святы.

Времени в обрез — цветы и еще цветы.



17 февраля 1988 года Башлачева не стало. Он погиб, выбросившись из окна своей новой питерской квартиры. Вспоминается некрасовская формула: “О город, город роковой!” И вправду, роковой: здесь был смертельно ранен на дуэли великий Александр Пушкин, расстрелян Николай Гумилев, при странных обстоятельствах погиб Сергей Есенин, выстрелом в сердце убит Игорь Тальков, погиб и Саша Башлачев...

Его последнее стихотворение было коротким, всего в четыре строки:



И труд нелеп, и бестолкова праздность,

И с плеч долой все та же голова,

Когда приходит бешеная ясность,

Насилуя притихшие слова.



“Бешеная ясность” — о чем это? Можно только гадать.

“...Рвали нерв медного динамика”. Впервые услышанная, эта песенная фраза долго волновала меня своей звукописью. Подобные строки в песнях-балладах Башлачева ввергают просто в трансовое состояние. Сквозь ткань безошибочно сведенных воедино звуков проступает смысл, а за ним — картина, видившаяся наяву самому поэту. И ты взлетаешь над реальностью, и видишь исконную Русь, забытую, забитую, канувшую в Лету, но воспетую вновь. Воспетую Александром Башлачевым.



Слышишь шаги...

Велика ты Россия, да наступать некуда. Имя имен ищут сбитые с толку волхвы. . Шаг из межи.

Вкривь да вкось обретается верная стежка-дорожка.

Сено в стогу.

Вольный ветер в углах ворожит Рождество.

Кровь на снегу...

Земляника в январском лукошке.



“Широкое пространство всегда владело сердцами русских, — писал Дмитрий Сергеевич Лихачев. — Чем отличается воля от свободы? Тем, что воля вольная — это свобода, соединенная с простором, с ничем не прегражденным пространством. А понятие тоски, напротив, соединяется с понятием тесноты, лишением человека пространства”.

В песне Башлачева “Некому березу заломати” тесно от низкого свода мрачной землянки, душно от убогой нашей жизни. Тоска неминучая и удушье в этой песне:



Если по утрам очень скучно,

А по вечерам очень страшно.

Всемером ютимся на стуле,

Всем миром — на нары-полати...



Саша Башлачев был чрезвычайно открыт и, конечно, раним. Беззащитность — ранимость — израненность. Русская душа — детская. Как береза — светлая. Ножом по белой бересте — и слезы закапают, чистые, невинные. Где бы взять латы железные, оградиться от мира неправедного?



Ой-й-й, скажи, звезда, да скоро ль сам усну,

Отлив себе шлем из синего льда?..

Ой-ёй-ёй, спроси меня, ясная звезда,

Ой-ёй-ёй, спаси меня, ясная звезда...



Народный язык, народные обычаи, дух народный. Он знал это из первых рук, он жил этим. Стихию эту он пропустил сквозь себя, напитался ею и выплеснул вовне.

Загадка Башлачева еще не разгадана. Есть мифы и легенды, и есть факты. Есть аудиозаписи, сохранившие его баллады; есть стихи.



Отпусти мне грехи, я не помню молитв.

Но, если хочешь, стихами грехи замолю.

Объясни: я люблю оттого, что болит,

Или это болит оттого, что люблю?..