Сочинение на тему Поэзия Мандельштама»

В письме Мандельштама к Тынянову есть слова: «Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию, но вскоре стихи мои сольются с ней, кое-что изменив в ее строении и составе». Ничего не скажешь — все исполнилось, все сбылось. Словно алмаз на стекле, словно резцом по камню мандельштамовское слово преодолело материю времени и стало культурой. О себе Мандельштам говорил так: «Мы — смысловики». Его стихи плотны и тягучи, и зрение теряет опору среди шальных образов. Хочется читать, а не понимать. Хочется верить в чистоту поэтического мышления и бессмысленность слова. Золотистого меда струя из бутылки текла Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела: - Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла, Мы совсем не скучаем, — и через плечо поглядела. Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни Сторожа и собаки, — идешь, никого не заметишь. Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни. Далеко в шалаше голоса — не поймешь, не ответишь. Но, прочитав это один, два, три раза, вдруг понимаешь, что тебя обманули. Что все в стихах: и «блаженные слова: Ленор, Соломинка, Лигейя, Серафита», и прозрачная весна Петрополя, и голубоглазый пунш зимы, и тысяча бочек остальной манделынтаммовской мишуры — все связано и пронизано насквозь мыслями поэта. Просто он так думает. У него так устроена голова. Он такой человек. Он часто бывает оскорбительно культурен. И тогда его стихи приходится читать на русском языке со словарем. Так происходит познание мира. Поэт отворяет окна, и вид из них восхищает. Любой предмет из инвентаря бытия дает ему повод рассуждать, строить бесконечные цепочки ассоциаций. Так Феодосия напоминает ему о Венеции, где поэт, впрочем, никогда не был, ласточка о Психее-жизни, а «власть отвратительна, как руки брадобрея». Мандельштам ощущает и мыслит немыслимое и неощущаемое, а именно единство и плотность мира в его истории. Все досягаемы, все близко, — открой душу и протяни руку. О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд, И выпуклую радость узнаванья. Я так боюсь рыданья Аонид, Тумана, звона и зиянья. А смертным власть дана любить и узнавать, Для них и звук в персты прольется, Но я забыл, что я хочу сказать, И мысль бесплотная в чертог теней вернется. Озабоченность Поэта назначением культуры и истории приводит его к мысли о прозрачности их смыслов. Всякое событие, расположенное в истории или культуре, доступно. Мандельштам свободно использует предметы и образы различных эпох и цивилизаций для оформления собственных идей. Иногда ему представляется, что он не волен в своем творчестве, что он поет чужие стихи: И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет, И снова скальд чужую песню сложит И как свою ее произнесет. Поэзия Мандельштама напоминает волшебный фонарь, посредством которого оживают, начинают двигаться и дышать образы истории. Он — истинный певец цивилизации. Даже природа в его стихах обретает урбанизированные формы, приобретая при этом некое дополнительное, имперское величие: Природа — тот же Рим и отразилась в нем. Мы видим образы его гражданской мощи В прозрачном воздухе, как в цирке голубом, На форуме полей и в колоннаде рощи. Одно дополняет и оттеняет другое. Природа, растворяясь в истории, создает в ней новые орнаменты и символы. А человек читает их, пролистывает, забывает и вспоминает, играет в них, как ребенок в свои игрушки. «Не город Рим живет среди веков, /А место человека во вселенной». Рим для поэта вершина и средоточие цивилизации. Он — среда обитания, место и смысл человека. Он — один из центральных символов в поэзии Мандельштама. Его черты имеют и Петербург-Петрополь, и Феодосия, и Москва. Он — особое состояние души, не сам мир, но только взгляд на него, окрашенный мрачноватыми и величественными тонами. Мандельштам в своей поэзии никогда не опускался до пафоса. Его муза звучит торжественно и чеканно и никогда — пафосно. Инстинкт певца не позволял ему сфальшивить ни в одном стихотворении. Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы. Медуница и осы тяжелую розу сосут. Человек умирает. Песок остывает согретый, И вчерашнее солнце на черных носилках несут. Что действительно отличает Мандельштама от всесветного образа поэта XX века, так это беспримерный подвиг осмысления истории и цивилизации как единого бесконечного, но спрессованного страшным давлением интеллекта, процесса. Поэтому Мандельштама так заманчиво понимать — и так трудно толковать. Вот как поясняет это Арсений Тарковский: Там в стихах пейзажей мало, Только бестолочь вокзала И театра кутерьма, Только люди как попало, Рынок, очередь, тюрьма. Жизнь, должно быть, наболтала, Наплела судьба сама. В стихотворениях Мандельштама звучит торжественное, чуть архаичное, полновесное слово. Это поэт большой изобразительной точности; его стих краткий, отчетливый и ясный, изысканный по ритмам; он очень выразителей и красив по звучанию. Насыщенный литературно-историческими ассоциациями, строгий по арт. хитектонике, он требует пристального и внимательного чтения. Настроение «Камня» — меланхолическое. Рефреном большинства стихотворений стало слово «печаль» — «куда печаль забилась, лицемерка». Однажды оговорившись: «Я от жизни смертельно устал, ничего от нее не приемлю», — Мандельштам затем твердо заявит о принятии мира со всеми его превратностями: «Я вижу месяц бездыханный и небо мертвенней холста; Твой мир болезненный и странный, я принимаю, пустота!» И в «Камне», и в сборнике «Tristia» большое место занимает тема Рима, его дворцов, площадей. В «Tristia» есть цикл любовных стихотворений. Часть из них посвящена Марине Цветаевой, с которой, по свидетельству некоторых современников, у поэта был «бурный роман». Любовная лирика светла и целомудренна, лишена трагической тяжести. Влюбленность — почти постоянное чувство Мандельштама, но трактуется оно широко: как влюбленность в жизнь. Любовь для поэта — все равно что поэзия. В 1920 году, перед тем как окончательно соединить свою жизнь с Надеждой Яковлевной, Мандельштам испытал глубокое чувство к актрисе Александрийского театра. Ей посвящено несколько стихотворений. Несколько стихотворений поэт посвятил А. Ахматовой. Надежда Яковлевна, жена и друг поэта, пишет: «Стихи к Ахматовой... нельзя причислить к любовным. Это стихи высокой дружбы и несчастья. В них ощущение общего жребия и катастрофы». О любви Осипа Мандельштама к красавице Ольге Вак-сель, о вызванных этим семейных раздорах подробно рассказала в своих воспоминаниях Надежда Яковлевна. Что поделаешь, Мандельштам действительно довольно часто влюблялся, принося огорчения своей Наденьке, а русская поэзия обогащалась прекраснейшими стихами на вечную тему любви. Мандельштам влюблялся, пожалуй, до последних лет жизни, восхищаясь жизнью и красотой. Мандельштам одним из первых стал писать стихи на гражданские темы. Революция была для него огромным событием, и слово «народ» не случайно фигурирует в его стихах. В 1933 году Мандельштам написал антисталинские стихи и прочел их в основном своим знакомым — поэтам, писателям, которые, услышав их, приходили в ужас и говорили: «Я этого не слышал, ты мне этого не читал...» Мы живем, под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны, А где хватит на полразговорца, Там припомнят кремлевского горца. В ночь с 13 на 14 мая 1934 года Мандельштама арестовали. Ему всерьез угрожал расстрел. Но за него вступились друзья и жена. Это сыграло свою роль; его выслали в Воронеж. После окончания трехгодичной ссылки Мандельштамы вернулись в Москву. 2 мая 1938 года Мандельштам вновь был арестован и осужден на пять лег исправительно-трудовых лагерей по обвинению в контрреволюционной деятельности. Затем Таганка, Бутырка, следование по этапу во Владивосток. Оттуда — единственное письмо, отправленное в октябре 1938 года. На земле нет могилы Осипа Мандельштама. Есть лишь где-то котлован, куда в беспорядке сброшены тела замученных людей; среди них, по-видимому, лежит и Поэт — так его звали в лагере.