Сочинение на тему Любовь к труду и вера в человека в поэзии Брюсова»

Любовь к труду и вера в него, вера в человека труда — умного и дерзостного — определяла оптимизм Брюсова. Он непрестанно славил «подвиг мысли и труда», его героями становятся и безымянные труженики — пахарь и каменщик, рабочий и швея, и великие труженики науки: Дени Папен и Лейбниц, первые легендарные «космонавты» Дедал и Икар. И впоследствии — после победы Октября — новую, Советскую Россию поэт славил как республику свободного труда («Праздник труда», 1909). Период первой русской революции — время наивысшего творческого подъема Брюсова дооктябрьских лет. Русско-японская война и последовавшие за ней революционные события как бы прорвали тот «сумрак», который был предметом эстетизации в прежних стихах поэта. Встретив войну казенно-патриотическими лозунгами («Война», «К Тихому океану», «К согражданам»), Брюсов, однако, скоро распознал ее подлинный характер. И от монархических иллюзий в сознании Брюсова вскоре не осталось и следа. «Бывают побитые собаки: зрелище невеселое,— писал он П. Перцову в конце 1905 года.— Но побитый всероссийский император!» Стихотворения «Цусима», «Цепи» (1905) и др. проникнуты чувством горечи за поруганную честь русского оружия. Но главным было то, что, разуверившись в могуществе русского самодержавия, поэт окончательно перешел к «бунтарскому» отрицанию современной ему социальной действительности. В первый же год революции, буквально в ответ на события текущего дня Брюсов пишет о грядущем царстве «свободы, братства, равенства» («К счастливым»), о размахе и мощи революционного движения («Знакомая песнь») и т. д. «Для меня это был год бури, водоворота,— говорил поэт.— Никогда не переживал я таких страстей, таких мучительств, таких радостей». События 1905 года отражены в творчестве Брюсова довольно ярко. Например, новелла «Последние мученики» (1905) является откликом на расстрел мирной рабочей демонстрации 9 января. Незавершенная поэма «Агасфер в 1905 году» содержит выразительное описание вооруженного восстания пролетариата Москвы в декабре 1905 года: * И все суровей, все окрестней, * Как гром, как вызов, как судьба, * Росла далекая пальба * На улицах упорной Пресни. В поэме «Плач о погибшем городе» (1906) Брюсов скорбит о жертвах декабрьского восстания, наблюдая «священные места последних битв», разыскивая «тесницы, где поднимались дерзко баррикады», «заветные углы, обрызганные мучеников кровью». Восприятие революции было у Брюсова еще во многом наивно-романтическим и даже порой анархистским. Революция представляется ему «шквалом» неизбежного возмездия, но он считал, что эта неизбежность обусловлена неукротимостью обездоленной массы, а не закономерностями исторического развития общества. Брюсов смотрит на революционные события как на «бурю летучую», «грозу разрушений», никем не направляемую и не контролируемую, опасную для человеческой цивилизации и все-таки желанную. Он разделяет опасения буржуазно-либеральной интеллигенции, что «бесследно все сгибнет, быть может», однако тут же оговаривается: «Но вас, кто меня уничтожит, встречаю приветственным гимном» («Грядущие гунны», 1905). В стихотворении «Довольным», написанном в связи с оглашением пресловутой «куцой конституции» 7 октября 1905 года, звучит та же мысль: «Крушите жизнь и с ней меня»,— призывает поэт «детей пламенного дня», т. е. восставших рабочих. Но он не повергнут этим в отчаяние. В отличие от большинства символистов, Брюсов понимает, что старое рушится во имя торжества нового мира, который будет «ни твой, ни мой — ничей, но общий дар идущих поколений». Временами, осуждая соглашательство, он подходит к настоящей бескомпромиссности и революционности: ему «ненавистны полумеры», он оценивает ликование добившихся успеха либералов как «радость стада, нашедшего клочок травы» («Довольным», 1905). Тем не менее антитеза «либералы — революционеры» не имела у Брюсова того классового содержания, которое вкладывали в нее марксисты. Либерализм представлялся ему абстрактной последовательностью и половинчатостью, а революционность — абстрактной же одержимостью. Поэтому диалектическое понимание революции как разрушающей и одновременно созидающей силы было для него недоступным. Отсюда печально известная формула Брюсова: «Ломать — я буду с вами! строить — нет!», как нельзя лучше отражающая «программу» русского анархизма и расцененная ым как явно анархистский выпад’. Анархистская позиция Брюсова особенно явственно сказалась в его несогласии со знаменитой статьей а «Партийная организация и партийная литература». Отстаивая в заметке «Свобода слова» («Весы», 1905, №1 ) «независимость» художника, Брюсов обнаружил превратное представление о самой идее «свободы творчества», выступил защитником «надклассовой», следовательно, реакционной по своей природе идеологии. Мотивы осуждения буржуазно-монархической действительности ослабевали в творчестве Брюсова по мере того, как спадала волна революционного движения. Когда же в стране воцарилась реакция, Брюсов вошел в новую полосу сомнений. Некоторое время в его произведениях еще встречались реминисценции событий 1905 года. Есть они и в стихотворном сборнике «Все напевы», появившемся после поражения первой русской революции и объединившем стихотворения 1906—1909 годов. Один из циклов этого сборника носит название «Современность» (такой же цикл был в сборнике «Зхерпапоз»), но теперь современность не привлекает поэта, как прежде, а лишь вызывает настроения разочарованности и обреченности. В трех же следующих сборниках Брюсова— «Зеркало теней» (1912), «Стихи Нелли» (1913) 2 и, в какой-то мере, «Семь цветов радуги» (1916) —пессимистическое мировосприятие поэта еще более углубилось.