Сочинение на тему Дневник путешествие в творчестве Мацуо Басё»

Отличие европейского дневника-путешествия от японского “чистого” дневника и дневника-путешествия заключается в том, что европейский путешественник претерпевает определенную внутреннюю эволюцию - это видно, например, и в радищевском “Путешествия из Петербурга в Москву”, и в “Сентиментальном путешествии” Стерна. Японский дневник-путешествие не дает эволюцию героя. Дневник “По тропинкам Севера”, как и другие произведения Басе этого жанра, можно сравнить с “нанизанными строфами” - с рэнга, только здесь “строфы” длиннее и написаны прозой с яркими вкраплениями-звездочками - хокку. Единство этим рэнга придает образ автора - внимательного и тонкого наблюдателя, чуткого и к, казалось бы, незаметным и малопривлекательным явлениям природы и человеческой жизни, и не скрывающего своего восторга при виде общепризнанных красот японской природы. В 27-й главе Басе описывает свое посещение Гавани Цуруга, где полнолуние считается особенно красивым (а любование луной распространено в японском быту): “Мало-помалу скрылся пик Сиранэ и показался пик Хина. Я перешел мост Асамуцу; у тростника в Тамаз колосились кисти. Миновал заставу Угуису, перешел перевал Юноо и в Хютагадзе, на горе Казруяма, слышал шорох первых диких гусей. В четырнадцатый день в сумерки я остановился в гостинице в гавани Цуруга. В эту ночь луна была особенно ясной. “И завтрашней ночью будет так же?” - спросил я. “Ясно ль, пасмурно ль будет в следующую ночь, здесь на Севере знать заранее трудно”… На пятнадцатый день, как и сказал хозяин, пошел дождь. * Полная луна! * Как погода севера * Переменчива… Но чаще всего взор поэта привлекают места с неброской красотой, требующей для ее восприятия острой наблюдательности, тонкой культуры любования, умения вскрыть красоту, заложенную во всех проявлениях жизни человека и природы. При этом Басе как бы подготавливает читателя к встрече с прекрасным, отходя сам в сторону - остальное должен домыслить читатель. Проанализируем одну из глав произведения, обращая внимание и на своеобразие композиционного построения: “. Когда исчерпаны были все виды бухт и гор, воды и суши, душа затосковала по Кисакате. Направившись на северо-восток от гавани Саката, я переходил горы, следовал вдоль берега, ступал по песку. Когда солнце уже понемногу клонилось к закату, - ветер с моря стал взметать прибрежный песок, заморосил дождь и скрыл гору Текай. Я брел в потемках наугад. “И при дожде все по-особому, и, когда прояснится, будет любопытно!” - так подумав, я забрался в крытую камышом хижину рыбака и стал ждать, пока перестанет дождь. Наутро, когда небо совсем прояснилось и радостно засверкало солнце, я поплыл в лодке к Кисакате”. Далее следует описание бухты Кисакатн. Но обращает на себя внимание, что ожидание любопытного пейзажного мотива на солнце не завершено, этот фрагмент создает впечатление незаконченности: автор только констатирует, что небо прояснилось и радостно засверкало солнце. А что же чувствует сам автор? Пусть читатель “дочувствует” этот вид при солнце самостоятельно. Так незаметно Басё вовлекает читателя в путешествие по тропинкам японского Севера. Во второй части главы Басе как бы забывает о конечной цели поездки, намеченной в начале главы - Кисакате. Он продолжает: “Прежде всего, я подвел лодку к острову Ноина - Ноинсима - и посетил место его трехлетнего уединения. Сошел с лодки на другом берегу. Здесь, как память о Сайге, стоит старая вишня, воспетая в стихе: “Над цветами”. На берегу есть курган, - говорят, могила императрицы Дзинго. Храм зовется Камандзюдоси. Я не слыхал, чтобы она здесь бывала. Как же так?” Скрытая, не высказанная прямо радость от вида горы Текай при ярком солнце сменилась элегическим настроением, вызванным встречей с местами, связанными с Сайге и с памятью о императрице Дзинго. В заключительной части главы происходит встреча с Кисакатой: “Усевшись в келье в этом храме, я поднял штору и одним взглядом вобрал весь вид: на юге гора Текай упирается в небо, а отражение ее падает в море. На западе дорогу преграждает застава Муямуя. На востоке возведена насыпь, и виднеется далеко дорога на Акиту. С севера раскинулось море, и место, куда заходят волны, зовется Сиогоси. Мацусима словно смеется, Кисаката словно досадует. К унынию прибавляется печаль. * О Сиогоси! * Здесь цапли мочат ноги, * Прохладно море. По европейской традиции, поэт должен был бы радоваться, что наконец-то состоялась встреча с целью поездки, но Басе печален. Вид бухты в дождь напоминает поэту историю китайской красавицы Сиши, наложницы императора, который из-за любви к ней забросил все государственные дела. Сиши это так тревожило, что она постоянно хмурилась. Так радостное ожидание встречи с Кисакатой перерастает в печаль. Как это по-японски! О6ратим внимание и на удивительный пейзаж, перерастающий в эпический образ Японии, вмещенный даже не в одно предложение, а в его часть: “на юге гора Текай упирается в небо, а отражение ее падает в море. На западе дорогу преграждает застава Муямуя. На востоке возведена насыпь, и виднеется далеко дорога на Акиту. С севера раскинулось море, и место, куда заходят волны, зовется Сиогоси”. Это как у Сайге: ни одного лишнего слова. Но глава еще не завершена. Вслед за двумя своими хокку Басе помещает хокку Соры, долгое время разделявшего с Басе путевые тяготи. * Праздник * О, Кисаката! * Что едят сегодня? * Священный праздник… * (Сора) * Затем следует хокку Тзйдзики: * Шалаш рыбачий. * Лежат дверные доски. * Прохладный вечер… Заканчивается глава строчкой Басе и еще одним хокку Соры. Включая стихотворения Соры и Тэйдзики, Басе превращает главу из монолога в дружескую беседу трех поэтов, предоставляя право Соре и Тэйдзики на свои точки зрения, на дополнительные оттенки поэтического восприятии природы. Таким образом, печаль автора от встречи с Кисакатой сменяется праздничным настроением, вызываемым стихотворением Соры, завершается картиной рыбачьего шалаша и в финале главы автор (вместе с читателем) как бы взмывает вверх над пеной волн к соколиному гнезду. Какие тонкие и разнообразные перепады настроений, внедренные всего в одну главу! Любопытно начинается следующая глава: “Жаль было расставаться с Сакатой, и день шел за днем. Но вот загрустил я по небосводу Хокурикудо”. Читателя ждут следующие переливы настроений… Странствия Басе являютея одновременно и путешествием в прошлое Японии, постепенно напоминающим о себе то развалинами, то какими-нибудь легендами, то памятными местами. Уже во второй главе Басе пишет: “Сходил поклониться в Муроно Ясиму. Мой спутник Сора рассказал: “Здешнее божество именуется Коно Ханасукуяхимз. Это та же самая богиня, что и в храме на горе Фудзи. Она вошла в глухо обмазанное жилище, зажгла огонь, закляла, и так родился бог Хоходоминомикого. С той поры это место называют Муроно Ясима - Когли Муро. Оттого же иногда зовут Кэмури - Дым. Такое предание ходит по свету”. В 6-й главе Басе посещает развалины горной кельи настоятеля одной из сект Буте. В 13-й главе он пишет о стеле в деревне Итикава у замка Тага: “… Если соскоблить мох, еле заметно проступают знаки. На ней обозначено число до границ уезда в четырех направлениях”. Басе цитирует надпись “Сей замок воздвигнут в первый год Дзинки главноначальствующим и военачальником тиндзюфу Оно Асон Адзуморо и перестроен в шестой год Тзмпэй Ходзи советником и наместником областей Токайдо и Тосандзи, военачальником тиндзюфу Эми Асон Асакари. Первый день двенадцатого месяца” и комментирует следующим образом: “Это приходится на годы царствования императора Сему. Хотя доныне из уст в уста ходит множество преданий о воспетых в древности местах, но горы рушатся, реки мелеют, дороги прокладываются заново, камни оседают и прячутся в землю, деревья дряхлеют и уступают место свежей поросли, время идет, век сменяется, и сам след их недостоверен! Но здесь перед нами, нет сомнения, памятник тысячелетний, и мы своими глазами познаем сердца древних. Вот заслуга моих хождений, радость до конца моих дней! - от этой мысли я забыл трудности пути и только лил слезы”.