Поющие в терновнике. Роман. Часть 2.

Если женские образы — Фионы, Джастины и особенно Мэгги — ощущаются как живые, в своей плотской реальности и самобытности, то Ральф де Брикассар выписан в сугубо романтическом ключе. Есть на нем даже печать очевидной идеализации: человек редкой красоты, высокообразованный, обаятельный, прирожденный дипломат, не просто духовный наставник своей паствы, но умеющий быть и простым пастухом, овчаром, несмотря на изысканные манеры, мастер на все руки, объект неосуществленных вожделений Мэри Карсон, как, впрочем, и других женщин, твердо хранящий верность католическим принципам безбрачия священнослужителей, он, подчиняясь аскетической догме, кажется, накрепко подавил в себе человеческие страсти и влечения.

Встреча с Мэгги преображает его. Уже тогда замечает он в ней то еле уловимое обаяние женственности, которое составит существо ее натуры. Именно такой останется она и в памяти читателей. По-своему трогательна эта дружба священника и девочки-подростка, дружба, перерастающая в привязанность, затем в любовь, для Мэгги еще смутную, неосознанную. Через всю жизнь пронесет она это чувство к своему первому и единственному избраннику, и та смятая, случайно уцелевшая от пожара роза, которую она подарит Ральфу, станет залогом прочности ее любви, многозначным символом.

Наверно, есть в этой немного грустной истории двух «однолюбов» налет сентиментальности и даже литературности. Поступаете в 2019 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.

Иным читателям она может показаться далекой от реальной жизни. Но учтем жанровые особенности этого романа. Позволительно ли мерить романтическое сгущение красок мерками бытового правдоподобия? Думается, что в любви Мэгги и Ральфа есть своя глубинная правда, выражающая всю силу и трагизм этого чувства в его самых высших проявлениях.

Переключая в последних частях романа внимание на Дэна и Джастину — тех, кто представляет третье поколение, писательница обращается к новым идейно-нравственным коллизиям. Дети Мэгги уже нарушают семейную преданность земле. Дэн, прекрасный и чистый юноша, пойдет по стопам отца, станет католическим священником, вступит в орден иезуитов. Его трагическая гибель окажется роковым ударом и для Ральфа.

Безусловно, есть в обрисовке Дэна, как и его отца, известная идеализация. И все же отношение писательницы к католицизму не лишено критического начала. Утверждая непреходящую ценность всего, первородного, живого, естественного, романистка

самой логикой воссозданных ею событий обнажает антигуманность католической догмы безбрачия духовенства, являющейся вызовом самой человеческой природе. Проблема эта охотно обсуждалась в литературе начиная с эпохи Возрождения: в новеллистике Боккаччо, например, остроумно обыгрывались изощренные проделки монахов, чьи плотские вожделения восстают против запретов, наложенных на них саном. В романе служение католическому богу фактически означает отречение от жизни, оно оборачивается глубочайшей жизненной драмой для Ральфа и Мэгги. В уста своей героини писательница вложит слова горького укора всевышнему, отнявшему у нее любимого. Да и самому Ральфу, перед лицом земной красоты Мэгги, бог будет казаться порой «колоссом на глиняных ногах». Гордыня и честолюбие Ральфа, его преданность сану обнаружат в конце концов всю свою эфемерность на фоне реальной земной любви — может быть, самого прекрасного, что он познал в жизни. Историзм романа проявляется и в обрисовке различных поколений семьи Клири. Дочь Мэгги — Джастина, ставшая актрисой, покинувшая родной дом и живущая в Европе, — еще один интересно задуманный женский образ. Она несет родовые черты Клири, горда, независима, самостоятельна, и в то же время она — человек иного времени, круг ее интересов, идеалов шире, чем у ее немного «провинциальных» родителей, а нравственные нормы — иные, свободные. Рядом с ней фигура ее возлюбленного Хартгейма кажется, однако, бледной, сама история их отношений — несколько надуманной, описывая ее, писательница, думается, сбивается на штампы «светского» романа, воссоздавая «красивую жизнь» людей, не обремененных материальными заботами.

В целом в обрисовке своих героев Колин Маккалоу избегает полутонов, она тяготеет к линиям рельефным, резким, краскам пронзительным и броским. Ральф де Брикассар не только великодушен и блестяще образован, он также являет собой феномен редкостного физического совершенства. Вот каким, например, Ральф видится Мэри Карсон: «...высок, безупречно сложен, тонкое аристократическое лицо, во всем облике удивительная гармония и законченность, — далеко не все свои создания господь бог одаряет столь щедро. Весь он, от волнистых черных кудрей и изумительных синих глаз до маленьких изящных рук и ступней, поистине совершенство». Перед нами — испытанные атрибуты романтического портрета. Такой же выразительностью, неординарностью отличается и внешность ряда других героев — Фионы, Мэгги, почти всех членов клана Клири.

Яркое, удивительное торжествует в романе над буднично-прозаическим, повседневным. Возлюбленный Фионы, отец Фрэнка, не просто известный человек, но государственный деятель, именем которого названы на его родине улицы. Джастина не только становится актрисой, она блистает в шекспировском репертуаре — в ролях Офелии, Дездемоны. Мэри Карсон — богатейшая женщина Австралии. Ральф де Брикассар, начавший свой путь в австралийском захолустье, делает головокружительную карьеру. Его старинный знатный род насчитывает более полутора тысяч лет, его дальний предок был бароном при Вильгельме Завоевателе, а все до Брикассары, истые католики, стойко защищали веру. Ральф приезжает к Мэгги на остров Матлок, безлюдный и сказочно прекрасный.

Даже самый уход героев из жизни, как правило, освещен особо трагическим светом. Дэн, наследовавший от Ральфа не только физические, но и нравственные качества, гибнет в море, спасая двух женщин; Пэдди умирает в пламени лесного пожара; Стюарт убит диким вепрем; Ральф испускает последний вздох на руках у Мэгги.

Романтическая тенденция романа дает себя знать и в разлитой в нем своеобразной атмосфере целомудрия, в акцентировке мотивов одиночества, безбрачия. Это — результат вдовства (Фиона и Мэри Карсон), неудачной семейной жизни (Мэгги), многолетнего пребывания в тюрьме (Фрэнк), развода (Лион Хартгейм), принадлежности к католическому духовенству (Ральф де Брикассар и Дэн). В ряде случаев черта эта, например у братьев Мэгги — Боба, Джека и Хью, оставшихся неженатыми, кажется психологически малодостоверной, хотя Фиона и говорит о присущей всем представителям рода Клири холодности. Вообще поведение влюбленных героев, их неискушенность носят заметный налет «викторианства», «джентильности», кажется возвращением к классическим английским романам прошлого века, столь чтимым австралийцами. Любимые книги семьи Клири — и детей и родителей — романтико-приключенческие сочинения, рассчитанные на юношеский возраст, где и поцелуй, не говоря о каких-либо рискованных описаниях, был редкостью.

Правда, на фоне этой целомудренной атмосферы романа выделяются несколько интимных сцен, достаточно натуралистичных. Конечно, они играют весомую роль в обрисовке психологического облика героев, характеризуют нравственные понятия разных поколений Клири. Например, подробно описанная первая брачная ночь Мэгги позволяет ей открыть в Люке человека грубого, ей глубоко чуждого. Возможно, что «моделью» послужила для писательницы соответствующая сцена из романа Мопассана «Жизнь», столь важная для характеристики Жюльена де Ламара. Встреча Мэгги и Ральфа на острове Матлок, напротив, очищена от физиологических подробностей: она предстает как высокий апофеоз подлинной любви. Джастина, вполне современная девушка «без предрассудков», во время свидания с Артуром Лестренджем хочет познать «технику» любви. И все же в сцене этой, так же как и в описании первой брачной ночи Мэгги, явно присутствуют «избыточные» детали, в которых писательница отдает дань «модным» образцам.

Однако не эти эпизоды определяют общую атмосферу произведения. Герои Колин Маккалоу — люди совестливые, переживающие коллизии страсти и долга, гордости, любовь для них — чувство стойкое, серьезное. Кажется, что время не властно над их душами. Годами хранят они свои тайны, переносят одиночество.

Но главное в них то, что они следуют своей природе, своей внутренней сути, идут своим путем. Об этой глубинной идее произведения напоминает и заголовок романа, и вынесенная в эпиграф старая кельтская легенда о птице, бросающейся на острые шипы и поющей перед смертью удивительно прекрасную песню: «Все лучшее покупается лишь ценою великого страдания». Образ этой птицы как лейтмотив возникает и в тексте книги: к нему возвращают нас заключительные строки романа.

Идут своей дорогой и Фрэнк, и Люк, и Дэн, и Джастина. Они не способны поступиться своими убеждениями, переломить свой характер. Ничего не могут поделать с охватившим их чувством Мэгги и Ральф; оно приносит им и великую боль, и великое счастье...

Своеобразие романа заключается в том, что сосредоточенность писательницы на нравственно-психологических коллизиях, переживаемых ее героями, соединяется в романе с широкой панорамой действительности, с масштабностью географических и исторических горизонтов. В этом отчетливо проявляется реалистическая тенденция произведения. Особенно интересны в познавательном отношении австралийские части романа, конкретные описания специфически национальных форм бытового уклада, ярмарки, танцевальных вечеров, жизни на ферме, в монастырской школе, праздника «силида» в Квинсленде и так далее. В то же время как бы ни была отделена Дрохеда от «большого мира», властный ветер истории доносится и до нее, он увлекает героев романа, определяет их судьбы. Действие переносится из Новой Зеландии в Австралию, из Нового Южного Уэльса — в Квинсленд, из Сиднея — в Лондон, в Бонн и Рим, в Афины, Северную Африку, на острова Тихого океана. Романистке в высокой степени присуще чувство истории. И это — важнейшая примета современного реалистического искусства.

Семья Клири являет собой как бы модель национальной истории. Эта мысль подчеркнута самой композицией романа, который членится на части, названные именами действующих лиц и заключенные в строго определенные хронологические рамки. Прослеживая генеалогию некоторых своих героев, Маккалоу делает важные экскурсы в историю и экономику Австралии. История — не только фон, на котором разыгрываются судьбы героев. По мере развития сюжета и приближения к современности ее дыхание все явственней чувствуется в романе. Напоминая о событиях первой мировой войны, романистка устами Падрика Клири, ирландца, помнящего об угнетении своей родины, осуждает своекорыстие английского колониализма, равно как и ура-патриотическую пропаганду, жертвой которой едва не оказался Фрэнк. В романе упоминаются попытки официальной прессы героизировать операцию в Галлиполи, с военной точки зрения явившуюся авантюрой, вдохновителем которой был тогдашний морской министр Черчилль. За эту бесславную акцию заплатили тысячами жизней австралийские и новозеландские солдаты.

Известный австралийский поэт-социалист Генри Лоусон как-то написал об Австралии:

Те, кто сказали, что нужды и нищеты здесь нету,

Имели, видно, свой резон, чтоб ложь придумать эту.

Своим романом Колин Маккалоу также оспаривает миф о счастливой, вечно процветающей Австралии, этой едва ли не «стране обетованной». Выразительна характеристика жестокого экономического кризиса 30-х годов, поразившего всю страну и весьма ощутимого в Дрохеде. Этот кризис, долгий, мучительный, оставляет тяжелый след в душах людей: тысячи бродяг-разнорабочих, «свэгменов», скитаются по дорогам страны, они нередко кормятся подаянием состоятельных фермеров, перебиваются мелкой поденной работой, иные находят конец, умирая в дороге...

Освещены в романе и события второй мировой войны, которые вовлекают героев книги. Двое сыновей Клири, Патрик и Джеймс, близнецы, неразлучные друзья, оказываются в рядах Девятой австралийской дивизии, сражающейся в Северной Африке с фашистами. Сначала она блокирована в осажденном Тобруке, затем переброшена под Эль-Аламейн, где осенью 1942 года под начальством фельдмаршала Монтгомери принимает участие в знаменитой битве, приведшей к поражению корпуса Роммеля и началу освобождения Северной Африки.

Наверно, батальные сцены романа покажутся советскому читателю наивными, недостаточно убедительными. Вообще тема войны, ее влияния на судьбы героев в романе звучит не так ярко, как хотелось бы, что, впрочем, имеет свои объяснения. Хотя Австралия внесла свой вклад в разгром немецкого и особенно японского фашизма, война не оставила столь трагического следа в жизни ее народа, а жертвы, ею понесенные, не идут ни в какое сравнение с тем, что выпало на долю Советского Союза, его армии и мирного населения.

Однако антифашистская направленность романа очевидна. Прибегая к историческому вымыслу, писательница вводит несколько важных сцен, касающихся деятельности Брикассара в Ватикане в годы войны. Ральф де Брикассар представляет те силы внутри католической церкви, которые находились в оппозиции к нацизму и его человеконенавистническим доктринам. Именно в уста Ральфа вложила писательница резкое и проницательное развенчание пронемецкой позиции папы Пия XII. Отвергая тезис о «непогрешимости» папы, Ральф заявляет: «Его суждения предвзяты. Все его усилия направлены на борьбу с коммунизмом. Германия для него — самый надежный враг коммунизма, единственная препона продвижению коммунизма на запад, и он хочет, чтобы Гитлер прочно держался у власти в Германии, так же как его вполне устраивает Муссолини в роли правителя Италии».

В этом эпизоде, на первый взгляд частном, писательница затрагивает острый политический вопрос, солидаризируясь с западногерманским драматургом Рольфом Хоххутом, который в своей известной пьесе «Наместник» обвинил папу Пия XII в преступном отказе возвысить свой голос против массовых репрессий, осуществлявшихся нацистами.

Вместе с де Брикассаром внутреннюю оппозицию нацизму представляет и Лион Хартгейм, который совсем еще юношей, солдатом вермахта, встречался с кардиналом в драматические дни июля 1943 года в Ватикане. Правда, о характере его политической деятельности в романе говорится довольно глухо; можно, однако, заключить, что Лион Хартгейм — противник «крайностей» нацистской идеологии, приверженец широкой буржуазно-демокра-тической платформы. Конечно, в рядах антифашистов в Италии, Франции, Германии было немало католиков. Однако, — и это отметит советский читатель книги, — решающую роль в европейском Сопротивлении играла активная, героическая борьба левых сил, прежде всего коммунистов. К сожалению, их деятельность — вне поля зрения писательницы.

Реализм романа, как уже отмечалось, проявляется в незабываемых по яркости, точно и подробно выписанных картинах природы, пейзажах. И здесь искусство Колин Маккалоу вырастает из национальной традиции, имеющей глубокие исторические корни.

Еще с прошлого века вошла в литературу поэтизация «буша» — девственных австралийских зарослей. Как и американские пионеры, осваивавшие «фронтир», австралийские первопроходцы продирались сквозь «буш»; там закалялся их характер, формировались стойкость и трудолюбие. Жизнь в «буше» требовала самоограничения, приучала к одиночеству, она противополагалась существованию в условиях города, который ассоциировался с изнеженностью, даже греховностью. Природа, воспетая во многих произведениях австралийской поэзии и прозы, напротив, словно бы очищала души людей, позволяла увидеть и саму человеческую природу в ее цельности, свободной от всего наносного.

Образы природы, постоянно присутствующие в романе Маккалоу, особенно в австралийской его части, — это не просто живописный фон, на котором развертываются события. Лесные чащи, пастбища, выгоны для овец, тростник выше человеческого роста, заросли кустарника — все это реальные условия существования для семьи Клири, прочно привязанной к земле. Герои Маккалоу словно бы приближены к извечным первоосновам жизни. И потому, наверно, столь прямодушны и цельны.

К числу самых запоминающихся картин в романе относятся пейзажи в окрестностях Дрохеды, этого своеобразного заповедника австралийской флоры и фауны. Кажется, писательница переносит нас в легендарный эдем, где вполне современные люди «сосуществуют» в редкостной гармонии с первозданной природой, не подвергшейся разрушительному воздействию технического прогресса.

Так возникает в романе своеобразная философия жизни, некий возрожденный руссоизм — как форма противостояния личности дегуманизирующей «машинной» цивилизации. Поэтизация природы, безусловно, составляет романтический элемент произведения, что придает ему волнующую новизну на фоне современной литературы с ее урбанизмом и пропитанностью вещно-техниче-скими реалиями и аксессуарами «массового» общества.

Если поэтизация природы и своеобразный руссоизм Маккалоу свидетельствует о романтических тенденциях ее романа, то реалистический элемент проявляется с особой отчетливостью в изображении труда. Тема эта всегда играла выдающуюся роль в реалистической литературе Австралии начиная с XIX столетия и до сегодняшнего дня, примером чего служит и творчество уже упоминавшегося Патрика Уайта. Осваивая огромный материал, поколения первопроходцев и пионеров должны были обживать гигантские безлюдные пространства, вырубать леса, засевать поля, строить, пасти гигантские отары овец. Они были пионерами, боровшимися со стихиями: лесорубы и гуртовщики, рубщики сахарного тростника и рыболовы, золотоискатели и сборщики фруктов своим трудом созидали богатство Австралии. Все это во многом определяло самый строй и характер литературы, прозы и поэзии, а также фольклора, в которых тема природы сливается с темой труда. Австралийская поэзия, например, вообще отличается реальностью, конкретностью, ее лирический герой не склонен к медитациям, не витает в облаках, он максимально приближен к земным заботам. Тех же героев, показанных в реальной трудовой практике, встречаем мы в рассказах и романах Г. Лоусо-на, В. Палмера, К.-С. Причард, А. Маршалла. При этом труд ассоциируется не просто с прозаическим заработком: выявлена его высокая этическая ценность. Вот почему не только традиционные темы литературы — любовь, странствия, горе и радость, но и такие, казалось бы, бытовые «материи», как хлебопечение, возвышаются и поэтизируются. Нэнси Кизинг в стихотворении «Хлеб» пишет:

Древнейшую еду

Готовлю я умело.

Она вбирает жизнь,

Теплеет, словно тело.

Ее тугую плоть

Мешу я кулаками,

А тесто на дрожжах

Вспухает под руками.

Понятье «человек» Символикой согрето, — Зерно, закваска, хлеб И плод под сердцем где-то.

Наверно, эти слова могла бы повторить и героиня Маккалоу Фиона, которая спокойно, с присущим ей достоинством и гордостью несет нелегкую ношу матери и хозяйки в огромном доме.

Главное дело, которым заняты мужчины в семье Клири, — это овцеводство. Писательница включает в свое повествование «пласты» специальной информации, касающейся выращивания овец, их стрижки, ухода за ними, гуртования, мясного производства. Все это дается в живых, по-своему увлекательных подробностях и представляет несомненный познавательный интерес. Читатель узнает, сколько тяжелого труда вложено в получение той самой знаменитой шерсти, которой славится Австралия. Особенно нелегка пора стрижки. И хотя в текст романа вводится немало, казалось бы, специальных технологических подробностей, страницы эти читаются с неослабевающим интересом. А между тем история литературы знает и немало примеров так называемых «производственных романов», например Пьера Ампа, схематичных и бесцветных, в которых в плотных описаниях машинно-технической фактуры растворяется человек.

Значит ли это, что основное в жизни людей — их труд — не поддается художественно-эстетическому освоению? Конечно же нет. И прежде всего потому, что в значительных, весомых художественных произведениях изображение трудового процесса существует не само по себе, как некое инородное тело, а сопряжено органически с обрисовкой человеческой индивидуальности, с ее социально-психологической характеристикой. Вот почему поколения читателей с неостывающим вниманием следят за тем, как Робинзон Крузо работает на гончарном круге, мастерит лодку, приручает домашних ЖИВОТНЫХ, строит хижину!

Герои Колин Маккалоу любят свой труд. Они отдаются ему с какой-то жадностью и самозабвением. Фрэнк с увлечением трудится в кузнице. Маленькая Мэгги с трепетом наблюдает, как он рубит огромные эвкалиптовые деревья. Ее братья, живущие в Дрохеде, настолько привязаны к земле, к своему делу, что пожертвовали ради этого семейной жизнью. Мастерски описывается рубка тростника в Квинсленде.

И если работа эта вызывает физическую усталость, то она вознаграждается радостью и удовлетворением. Маккалоу поэтизирует труд людей, находящихся на лоне природы, не связанный с крупным машинным, конвейерным производством; ведь в условиях капитализма индивидуальность работника нивелируется, дегуманизируется, утрачивает свою человеческую сущность и превращается в некий обезличенный придаток безжалостно функционирующей «системы».

«Поющие в терновнике» — произведение многоплановое, оно подтверждает ту известную истину, что творчество серьезного писателя питается живительными соками реальной действительности. Колин Маккалоу всего самобытней там, где художественно свидетельствует о природе, труде, укладе своей родины, знакомит с характерами, несущими национально-специфические черты. Напротив, переходя на европейскую сцену, она как-то теряет присущую ей свежесть...

Вот почему едва ли не самым важным образом, главенствующим надо всем, является образ Дрохеды. Он несет в себе лирическую тему романа, тему «дома», «истоков», «корней». С Дрохедой связаны главные герои произведения. Ее бескрайние просторы являются воплощением родины, родной земли, самых дорогих для человека начал. Здесь герои рождаются, живут, умирают, находят на тихом кладбище последнее успокоение. Даже иссохшая, истерзанная засухой земля Дрохеды полна для братьев Клири «несказанной прелести», один вид овец служит утешением, а запах поздних роз в саду кажется «райским блаженством». Не без чувства элегической грусти говорится в финале о Дрохеде — последнем из громаднейших землевладений Нового Южного Уэльса; вместе с ней должна отойти в прошлое старая патриархальная Австралия, мир чувств непосредственных, безыскусных и глубоких...

История зарубежной литературы, и особенно американской, знает немало примеров «писателей одной книги»: автор, счастливо дебютировавший первым произведением, впитавшим в себя весь его жизненный опыт, подвергается труднейшему испытанию — успехом, славой — и в дальнейшем часто не может удержаться на уровне первого своего достижения.

Сейчас Маккалоу — автор пяти книг, и «Поющие в терновнике» — бесспорно, лучшая. Но писательница не хочет повторять уже достигнутое.

Ее построенный уже на американском материале роман «Нескромное увлечение» (1981) оказался неудачным. Затем Маккалоу в соавторстве с Джин Истхоуп публикует книгу по кулинарии. В 1985 году увидел свет ее роман «Символ веры для третьего тысячелетия» — произведение, несомненно, интересное, в котором писательница пробует силы в новом для себя утопическом жанре. Действие романа происходит в XXI веке, главный герой — провинциальный врач-психиатр Джошуа Кристиан, человек большой душевной щедрости, исполненный чувства сострадания к своим соотечественникам, решает излечить «невроз тысячелетия», страх перед грозящим в результате перенаселения планеты и истощения природных ресурсов «ледяным веком». Под влиянием своей последовательницы Джудит Керриол, женщины деловой, энергичной и честолюбивой, Кристиан пишет книгу, имеющую огромный успех. Ею он стремится помочь преодолеть невроз, воспитать в людях веру в себя, свои силы, чувство собственного достоинства. Встав во главе массового шествия, направляющегося в Вашингтон, он сознательно пригвождает себя к кресту, желая ценой самопожертвования послужить моральному обновлению общества. Хотя писательнице здесь и не удалось избежать плакатно-символической условности образов, роман этот одушевлен гуманистическими идеями. Несомненно, однако, что после «Поющих в терновнике» Маккалоу находится в нелегком творческом поиске новых тем и новых художественных подходов. Будем надеяться, что Колин Маккалоу в новых своих сочинениях закрепит успех романа «Поющие в терновнике».

Австралия дала плеяду высокоталантливых женщин-писательниц, прозаиков и поэтов: Этель Флоренс Ричардсон, Майлс Франклин, Катарина Сусанна Причард, Димфна Кьюсак, Мэри Гилмор. Хочется верить, что в этом перечне неоспоримое место займет имя Колин Маккалоу.

1. Поющие в терновнике. Роман. Часть 1.