«Поэт в России больше, чем поэт» (cочинение по литературе 60-70х годов)

Шестидесятые – семидесятые годы двадцатого века – это годы «оттепели», годы, когда вес приобретает нравственная проблематика, возникает особый интерес к судьбе простых людей. «Оттепельная» литература утверждает новые гражданские позиции, политические убеждения и эстетические взгляды.

Утрата веры в будущее и в возможность социальных преобразований, обращение к нравственности и к религии, сосредоточенность на духовном мире, ностальгия по идеалам прошлого, философское осмысление исторического пути народов нашей страны – вот основные темы этого времени.

Особо отчетливо эти темы воплощены в поэзии Евгения Евтушенко и Андрея Вознесенского. Эти поэты были очень популярны, и это нас не удивляет, ведь их творчество было настроено на насущные запросы: оно учило не приспосабливаться и смиряться, а плыть против течения, быть самим собой. Они формулировали новые нравственные принципы и убеждали, что живут в согласии с ними. Поэзия требовала и от власти, и от общества не отступать от пути обновления жизни.

Громче других звучал голов Евтушенко. Он напоминал о жертвах Бабьего Яра, где во время войны были расстреляны и захоронены десятки тысяч людей, в большинстве своем евреев. В момент, когда тело Сталина было вынесено из Мавзолея. Евтушенко предупреждал со страниц «Правды», что этим расчеты с недавним прошлым не закончены:

Нет, Сталин не умер,

Считает он смерть поправимостью.

Мы вынесли

Из мавзолея Его,

Но как из наследников Сталина

Сталина вынести?

(«Наследники Сталина»)

Эти строки знали все. Они вызывали яростные споры

Я делаю себе карьеру

Тем, что не делаю ее!

(«Карьера»)

Он хотел сказать этим, что не подлаживается к власть имущим ради каких-либо благ. Однако довольно скоро эти слова стали цитировать с иронией, потому что поэт сделал карьеру именно на том, что как будто бы ее не делал на мнимой оппозиции. Отношение Евтушенко к власти было таким. Что ничего, кроме разрушенного в печати, появиться не могло, поэтому он приучал читать между строк то, что не имел возможности сказать в полный голос.

Поэт объехал весь мир и знакомил с ним российских читателей. Он осуждал то, что видел на Западе (иначе тогда было невозможно), но делал это, не подчиняясь официальной пропаганде, он выражал свое собственное мнение. Евтушенко смог на многое откликнуться пониманием и сочувствием:

Двадцатый век нас часто одурачивал.

Нас ложью, как налогом, облагали.

Идеи с быстротою одуванчиков

От дуновенья жизни облетали…

Отличительной чертой стиля другого поэта – «шестидесятника» Вознесенского является метафорическая оригинальность в сближении далеких понятий и предметов.

Для него характерно противопоставление настоящего прошлому и искусству. «Настоящее» в значении «подлинное», «искреннее» противопоставляется настоящему в значении «сиюминутное, современное» (у раннего Вознесенского такого противопоставления не было, он полагал, что чем современнее, тем подлиннее). Это делало его отзывчивым и чутким по отношению к происходящем, но и слишком зависимым от него.

Вознесенский часто лично обращался к предшественникам. Употребление имен других поэтов, поэтических перифраз – форма протеста против застывших ликов – очень отчетливо проявилась в его творчестве (вплоть до крайностей: в стихах употребляется не Пастернак, а Борис Леонидович, не Маяковский, а Владимир Владимирович). Использование имен, обилие цитат, по-современному перестроенных на новом материал, - доказательство того, что классика продолжает работать, а поэт наследует ее лучшие традиции.

Для многих в шестидесятые годы Вознесенский, Евтушенко и поэты их поколения сделали духовное наследие более близким и понятным. Кроме этого, их поэзия учила сопротивляться, плыть против течения, быть самим собой, не отступать от пути обновления. Их творчество служило народу, толпе.

Поэтому поэты – «шестидесятники» вполне соответствовали определению Евтушенко: «Поэт в России больше, чем поэт».