Образ Мефистофеля

Имя Мефистофель, возможно, греческого происхождения — «ненавидящий свет», от me — не, phos — свет и philos — любящий. По другой версии, древнееврейского происхождения — от «мефиц» — распространяющий (разносящий) и «тофель» — скверна, грех. В Библии оно не фигурирует. Появилось, скорее всего, в эпоху Ренессанса.

«Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» - так представляется Фаусту Мефистофель в самом начале их знакомства. Возможно, здесь Мефистофель слукавил, потому что никогда никому блага не приносил. «Добро» для него абсолютное отрицание.



Фауст насмешливо обращается к Мефистофелю:

Так вот он в чем, твой труд почтенный!

Не сладив в целом со вселенной,

Ты ей вредишь по мелочам?

На это Мефистофель отвечает:

И безуспешно, как я ни упрям.

Мир бытия – досадно малый штрих

Среди небытия пространств пустых.

Однако до сих пор он непрерывно

Мои нападки сносит без урона.

Я донимал его землетрясеньем,

Пожарами лесов и наводненьем, -

И хоть бы что! Я цели не достиг.

И море в целости и материк.

Он много лет занимается единственным «клиентом», Фаустом, а прочие земные дела текут без его участия. Функция его не глобальная, а узкая, исполнительская - заполучить душу любимого Божьего раба. Глобальных интересов у него нет. Вынужденный служить Фаусту, быть при нем мастером развлечений, он бездельничает и сам не

упускает случая повеселиться.

Самая яркая черта характера Мефистофеля – его язвительная шутливость. Он часто издевается и насмехается над чувствами и переживаниями Фауста, над человеческой алчностью и высокомерием.

Как дух сомнения, отрицания и неверия, он противостоит безграничной вере Фауста в человека и человечество. Он не признает никаких положительных ценностей:

Я дух, всегда привыкший отрицать.

И с основаньем: ничего не надо.

Нет в мире вещи, стоящей пощады.

Творенье не годится никуда.

Однако в критике Мефистофеля есть и рациональное зерно: отрицая все, он отрицает и схоластику, всякое оторванное от жизни знание:

Теория, мой друг, суха,

Но зеленеет жизни древо.

Мефистофель является Фаусту в час заката, на пустынном поле в обличье черного пуделя.

Кругами, сокращая их охваты,

Все ближе подбирается он к нам.

И, если я не ошибаюсь, пламя

За ним змеится по земле полян.

Мефистофель и в облике собаки связан со стихией ада – огнем. Он обладает властью заклинать пламя: в пятой сцене «Погреб Ауэрбаха в Лейпциге», когда Зибель нечаянно разливает вино, и оно загорается, Мефистофель восклицает: «Стихия милая, смири разгул!».

Однако ни одной из первоматерий в нем нет, черт – существо иного рода.

Не завладей я областью огня,

Местечка не нашлось бы для меня.

Облик демона создавался богословами по принципу териоморфии. Смешение антропоморфных и звериных черт произошло в эпоху раннего Средневековья. С тех пор Дьявол традиционно изображается с козлиными рогами, хвостом, копытами и (реже) с козлиной бородой, подобно языческим низшим духам. Хвоста и рогов у Мефистофеля нет, и свой отказ от традиционных демонических символов он объясняет необходимостью общаться с людьми в облике обычного человека:

Цивилизация велит идти вперёд;

Теперь прогресс с собой и чёрта двинул.

Про духа северного позабыл народ,

И, видишь, я рога, и хвост, и когти кинул.

Мефистофель часто возится с золотом — это его почти что постоянное занятие: он добывает шкатулки с драгоценностями, которыми Фауст соблазняет Гретхен, сулит добыть из земли древние клады, или попросту грабит.



Мефистофель свою национальную принадлежность определяет без колебаний — во II части «Фауста», в сцене «Классическая Вальпургиева ночь», происходящей под небом Греции:

А здесь я, право, не в своей тарелке.

Насколько лучше Блоксбергская высь,

Ты там свой брат, куда не повернись.

Или чуть дальше: «Ах, оттого-то мне на Гарце любо, Что с серой схож сосновый аромат…»

Мефистофель почти не расстается со своей шпагой, однако пускает ее в ход лишь однажды – во время драки с Валентином. В его руках шпага из символа чести и рыцарства превращается в орудие убийства.

Шляпа с петушиным пером еще один атрибут Мефистофеля, который упоминается в шестой сцене «Кухня ведьмы»:

Не уважаешь красный мой камзол?

Петушьего пера узнать не можешь?

Как у классического черта, у Мефистофеля вместо человеческой ноги конское копыто. Первый раз это копыто упоминает ведьма, говоря о нем, как об атрибуте Мефистофеля:

Простите, сударь, мне за грубый мой привет!

Но конского при вас копыта нет,

И вороны куда, скажите мне, девались?

На это Мефистофель ей отвечает:

Цивилизация велит идти вперёд;

Теперь прогресс с собой и чёрта двинул.

Про духа северного позабыл народ,

И, видишь, я рога, и хвост, и когти скинул.

Хоть ногу конскую иметь я должен всё ж,

Но с нею в публике являться не желаю

И вот в фальшивых икрах щеголяю,

Как франтовская молодежь.

Второй раз на балу во дворце Императора придворная дама, которой Мефистофель наступил на ногу, вскрикивает: «Ай-ай! У вас нога грузней копыта!».

Кроме того, Мефистофель хром на одну ногу. Однако, это замечает только Зибель в пятой сцене: «Но отчего прихрамывает он?»

Мефистофель дьявольски многолик. Он непрерывно общается с людьми — каждый раз в ином качестве. Среди людей он держит себя человеком: с гуляками он остряк, исполнитель веселых куплетов; с императором — маг и мастер развлечений; с Фаустом — сводник, слуга, телохранитель со шпагой и ядом наготове, философ-наставник — словом, «что прикажете». В мире чертей и духов он столь же пластичен и универсален: ведьмы, демоны и герои античности — с каждым находит он общий язык.

Мефистофель от всезнания отказывается кратко и решительно: «Я не всеведущ, я лишь искушен». Теоретически всемогущество неотделимо от всеведения. Мефистофель явно не всесилен: он не может сразу привести Гретхен к Фаусту, не может освободить ее из тюрьмы, даже для того, чтобы вернуть Фаусту силы и молодость Мефистофелю требуется помощь ведьмы. «Подумай, друг: не всё же мне подвластно!» - как он сам говорит Фаусту. У Мефистофеля есть трое слуг-наемников: Рауфебольд, Габебальд и Гальтефест, и при них маркитантка Айлебойта. Они служат Мефистофелю за деньги — долю военной или пиратской добычи.

Мефистофель признается, что «средь чертей он сам не вышел чином». В «Фаусте» вообще много сцен где Мефистофель говорит об ограниченности своей власти. Он, если так можно выразиться, не главный в Аду: "Хотел бы я знать, чем в Греции подогревают для грешников котлы". Мефистофель – немецкий черт, его подчиненные – это ведьмы, бесы, духи и всевозможная «нечисть».

И еще одна деталь: Мефистофель по поведению — демократ, если так можно выразиться. На той же Вальпургиевой ночи он, будучи одним «из признанных владык», старается не выделяться из общей толпы, не хочет присоединиться к адской знати, собравшейся на вершине горы, и «низшая» нечисть не дает ему пройти. Лишь тогда он вспоминает о своем нобилитете и кричит: «Дорогу! Господин Фоланд идет!», то есть пускает в ход тайное имя, известное только своим, — произносит его, как заклинание, единственный раз во всей трагедии.

Образ Мефистофеля, созданный Гете Образ Мефистофеля вдохновлял таких художников, как Эжен Делакруа, Михаил Врубель и многих других, послужил прототипом для Воланда из романа «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова.