Краткое содержание "Митина любовь" Бунина

Катя — возлюбленная Мити («милое, хорошенькое личико, небольшая фигурка, свежесть, молодость, где женственность ещё мешалась с детскостью»). Она учится в частной театральной школе, ходит в студию Художественного театра, живет с мамой, «всегда курящей, всегда нарумяненной дамой с малиновыми волосами», давно уже оставившей мужа. В отличие от Мити, Катя не поглощена любовью всецело, не случайно Рильке заметил, что с ней Митя всё равно жить не смог бы — она слишком погружена в театральную, фальшивую среду. Её увлечёнию потакает директор школы, «самодовольный актер с бесстрастными и печальными глазами», каждое лето отправлявшийся на отдых с очередной совращённой им ученицей. «Постом с К. начал заниматься директор», — указывает Бунин. Как и в рассказах «Чистый понедельник», «Пароход „Саратов“», важнейшие события в жизни героев соотносятся со временем Великого Поста. Именно в шестую неделю Великого Поста, последнюю перед Страстной, К. сдает экзамен директору. На экзамене она облачена во всё белое, словно невеста, что подчеркивает двусмысленность ситуации. Весной же с Катей происходят важные изменения — она превращается в «молоденькую светскую даму, […] всё куда-то спешащую». Свидания с Митей всё сокращаются, и последний всплеск чувств Кати совпадает с его отъездом в деревню. Вопреки уговору, Катя пишет Мите всего два письма, причём во втором признается, что изменила ему с директором: «Я дурная, я гадкая, испорченная […] но я безумно люблю искусство! […] я уезжаю — вы знаете, с кем…» Это письмо и становится последней каплей — Митя решается на самоубийство. Связь с Алёнкой лишь усиливает его отчаяние. Митя (Митрий Палыч) — студент, главный герой повести. Находится в переходном возрасте, когда мужское начало переплетается с ещё не полностью отслоившимся детским. М. «худой, нескладный» (девки в деревне/прозвали его «борзым»), делающий все с мальчишеской Неловкостью. У него большой рот, черные жесткие волосы, -/«он был из той породы людей с черными, как бы постоянно расширенными глазами, у которых почти не растут даже в зрелые годы ни усы, ни борода…» (возлюбленная М., Катя, называет его глаза «византийскими»). Повествование о жизни и смерти М. охватывает период чуть более полугода: начиная с декабря, когда он познакомился с Катей, и до середины лета (конца июня — начала июля), когда он кончает с собой. О прошлом М. мы узнаем из его собственных отрывочных воспоминаний, так или иначе связанных с главными темами повести — темой всеохватывающей любви и темой смерти. Любовь захватила М. «ещё в младенчестве» как нечто «невыразимое на человеческом языке», когда однажды в саду, рядом с молодой женщиной (вероятно, нянькой) «что-то горячей волной взыграло в нем», и затем в различных обличьях: соседка-гимназистка, «острые радости и горести внезапной влюбленности на гимназических балах». Год назад, когда М. заболел в деревне, — весна стала «его первой настоящей любовью». Погруженность в мартовскую природу «насыщенного влагой жнивья и черной пашни» и подобные проявления «беспредметной, бесплотной любови» сопровождали М. до декабря первой студенческой зимы, когда он встретился с Катей и почти сразу же влюбился в нее. Пора безумного захватывающего счастья длится до девятого марта («последнего счастливого дня»), когда Катя заговаривает о «цене» её ответной любви: «Я все равно даже ради тебя не откажусь от искусства», т.е. от театральной карьеры, которая должна начаться после окончания ею этой весной частной театральной школы. Вообще изображение театра в повести сопровождается интонацией декадентской фальши — Бунин резко подчеркивает свое неприятие модернистского искусства, отчасти в соответствии с воззрениями Л. Н. Толстого. На выпускном экзамене Катя читает стихотворение Блока «Девушка пела в церковном хоре» — возможно, с точки зрения Бунина, манифест декадентского искусства. М. воспринимает её чтение как «пошлую певучесть… и глупость в каждом звуке», а тему стихотворения определяет весьма жестко: «о какой-то будто бы ангельски невинной девушке». Январь и февраль — пора непрерывного счастья, но на фоне начинающегося раздвоения в прежде цельном чувстве у «уже тогда нередко казалось, что как будто есть две Кати: одна та, которой […] настойчиво желал, требовал Митя, а другая — подлинная, обыкновенная, мучительно не совпадавшая с первой». М. живет в студенческих номерах на Молчановке, Катя с матерью — на Кисловке. Они видятся друг у друга, их встречи протекают «в тяжком дурмане поцелуев», становятся все более и более пылкими. М. все более ревнует Катю: «проявления страсти, то самое, что было так блаженно и сладостно […] в применении к ним, Мите и Кате, становилось несказанно мерзко и даже […] противоестественно, когда Митя думал о Кате и о другом мужчине». Зима сменяется весной, ревность все более подменяет любовь, но одновременно (и в этом иррациональность чувства по Бунину) страсть М. возрастает вместе с ревностью. «Ты любишь только мое тело, а не душу», — говорит ему Катя. Совершенно измученный двойственностью и неопределенной чувственностью их отношений, М. в конце апреля уезжает в деревенскую усадьбу — отдохнуть и разобраться в себе. Перед отъездом Катя «опять стала нежна и страстна», даже впервые заплакала, — и М. вновь почувствовал, как она близка ему. Они договариваются о том, что летом М. приедет в Крым, где Катя будет отдыхать вместе с матерью. В сцене сборов накануне отъезда вновь звучит мотив смерти — вторая тема повести. Единственный друг М., некто Протасов, утешая М., цитирует Козьму Пруткова: «Юнкер Шмидт! честное слово. Лето возвратится», но читатель помнит, что в стихотворении присутствует также мотив самоубийства: «Юнкер Шмит из пистолета хочет застрелиться!» Этот мотив возвращается ещё раз, когда в окне напротив Митиного номера некий студент поет романс А. Рубинштейна на стихи Г. Гейне: «Полюбив, мы умираем». В поезде все вновь говорит о любви (запах Катиной перчатки, к которой М. припал в последнюю секунду расставания, мужики и рабочие в вагоне), а позже, уже по пути в деревню, М. вновь полон чистой привязанности, думает «обо всем том женском, к чему он приблизился за зиму с Катей». В сцене прощанья М. с Катей исключительно важна неприметная деталь — вспоминаемый несколько раз аромат Катиной перчатки. По законам мелодической композиции здесь переплетены противостоящие друг другу лейтмотивы: запах любви (кроме перчатки — Катина лента для волос) и — запах смерти (девять лет назад, когда умер отец, Митя «вдруг почувствовал: в мире смерть!», а в доме ещё долго стоял «или мнился» «страшный, мерзкий, сладковатый запах»). В деревне М. вначале как будто бы освобождается от мучающих его подозрений, но почти сразу же в ткань повествования вплетается третья тема — любви, лишенной душевной составляющей. По мере угасания надежды на совместное будущее с Катей М. все более охватывает чистая чувственность: вожделение при виде моющей окна «поденщицы с деревни», в разговоре с горничной Парашей, в саду, где деревенские девки Сонька и Глаша заигрывают с барчуком. Вообще тема деревни- почвы-земли-естественности («спасительное лоно матери-природы», по Г. Адамовичу) связана у Бунина с чувственностью и томлением, потому все деревенские герои повести так или иначе участвуют в совращении М. Единственной зацепкой в борьбе с плотскими искушениями становится чувство к Кате. Мать М., Ольга Петровна, занята хо- зяйством, сестренка Аня и брат Костя ещё не приехали — М. живет памятью о любви, пишет Кате пылкие письма, рассматривает её фотографию: ему отвечает прямой, открытый взгляд любимой. Ответные письма Кати редки и немногословны. Наступает лето, но Катя по-прежнему не пишет. Мучения М. усиливаются: чем более прекрасен мир, тем он кажется М. более ненужным, бессмысленным. Он вспоминает зиму, концерт, шелковую Катину ленту, которую взял с собой в деревню — теперь даже о ней он думает с содроганием. Чтобы ускорить получение весточки, М. ездит за письмами сам, но все на- прасно. Однажды М. решает: «если через неделю письма не будет, — застрелюсь!» Именно в этот момент духовного упадка деревенский староста за небольшое вознаграждение предлагает М. поразвлечься. Поначалу у М. хватает силы отказаться: он повсюду видит Катю — в окружающей природе, снах, мечтаниях, — её нет лишь в реальности. Когда староста вновь намекает на «удовольствие», М. неожиданно для себя самого соглашается. Староста предлагает М. Аленку — «бабенку ядовитую, молоденькую, муж на шахтах […] всего второй год замужем». Ещё до рокового свидания М. находит в ней что-то общее с Катей: Аленка не велика, подвижна — «женское, смешанное с чем-то детским». В воскресенье М. идет к обедне в церковь и встречает Аленку по пути в храм: она, «виляя задом», проходит, не обратив на него внимания. М. чувствует, «что видеть её в церкви нельзя», чувство греха ещё способно его удержать. Следующим вечером староста везет М. к леснику, свекру Аленки, у которого она живет. Пока староста и лесник пьянствуют, М. случайно сталкивается с Аленкой в лесу и, уже не владея собой, уславливается о завтрашнем свидании в шалаше. Ночью М. «увидал себя висящим над огромной, слабо освещенной пропастью». И в течение всего следующего дня все более отчетливо звучит мотив смерти (в ожидании свидания М. кажется, что в доме «страшно пусто»; в вечереющем небе светит Антарес, звезда из созвездия Скорпиона и т.д.). М. направляется к шалашу, вскоре появляется Аленка. М. отдает ей смятую пяти- рублевку, его охватывает «страшная сила телесного желания, не переходящая в… душевное». Когда происходит наконец то, чего он так хотел, М. «поднялся совершенно пораженный разочарованием» — чуда не произошло. В субботу той же недели весь день идет дождь. М. в слезах бродит по саду, перечитывает вчерашнее письмо от Кати: «забудьте, забудьте все, что было!.. я уезжаю — вы знаете, с кем…» К вечеру гром гонит М. в дом. Он влезает к себе через окно, запирается изнутри и в полубессознательном состоянии видит в коридоре «молоденькую няньку», несущую «ребенка с большим белым лицом» — так возвращаются воспоминания раннего детства.Он влезает к себе через окно, запирается изнутри и в полубессознательном состоянии видит в коридоре «молоденькую няньку», несущую «ребенка с большим белым лицом» — так возвращаются воспоминания раннего детства. Нянька оказывается Катей, в комнате она прячет ребенка в ящик комода. Входит господин в смокинге, — это директор, с которым Катя уехала в Крым («я безумно люблю искусство!» из вчерашнего письма)«. М. наблюдает, как Катя от- дается ему и в конце концов приходит в себя с ощущением пронзительной, невыносимой боли. Возврата к тому, что было «подобно раю», нет и быть не может. М. достает из ящика ночного столика револьвер и «радостно вздохнув […] с наслаждением» стреляет в себя. Р. М. Рильке проницательно указывает на основную причину трагедии: «молодой человек теряет […] способность ожидать течения событий и выхода из невыносимого положения и перестает верить в то, что за этими страданиями […] должно последовать что-то […] иное, которое в силу своей инакости должно было бы представляться более выносимым и переносимым». «Митина любовь» вызвала множество противоречивых оценок. Так, 3. Гиппиус поставила повесть в один ряд с гётевскими «Страданиями молодого Вертера», однако видит в чувствах героя лишь «гримасничающее Вожделение с белыми глазами». В то же время поэтесса М. В. Карамзина определила ^таинство любви"в повести Бунина как «чудо благодатное». Р. М. Бицил-ли в статье «Заметки о Толстом. Бунин и Толстой» находит в «Митиной любви» толстовское влияние, а именно — перекличку с незаконченной повестью Л. Толстого «Дьявол». Сам Бунин указывал, что воспользовался историей «падения» своего племянника. В. Н. Муромцева-Бунина называет фамилию прототипа: «…тронут юный роман Николая Алексеевича (Пушешникова, племянника Бунина. — Ред.), но внешность взята с […] брата, Пети». В. С. Яновский в мемуарах «Поля Елисейские» подтверждает реальность прототипа: «В „Митиной любви“ герой кончает довольно банально самоубийством, тогда как на самом деле молодой человек из его повести постригся в монахи и вскоре стал выдающимся иереем». В. В. Набоков в письме к 3. Шаховской писал: «Бунин мне говорил, что, приступая к „Митиной любви“, он видел перед собой образ Мити Шаховского», т.е. брата 3. Шаховской Дмитрия Алексеевича, поэта, в двадцатые годы постригшегося в монахи под именем отца Иоанна.Катя — возлюбленная Мити («милое, хорошенькое личико, небольшая фигурка, свежесть, молодость, где женственность ещё мешалась с детскостью»). Она учится в частной театральной школе, ходит в студию Художественного театра, живет с мамой, «всегда курящей, всегда нарумяненной дамой с малиновыми волосами», давно уже оставившей мужа. В отличие от Мити, Катя не поглощена любовью всецело, не случайно Рильке заметил, что с ней Митя всё равно жить не смог бы — она слишком погружена в театральную, фальшивую среду. Её увлечёнию потакает директор школы, «самодовольный актер с бесстрастными и печальными глазами», каждое лето отправлявшийся на отдых с очередной совращённой им ученицей. «Постом с К. начал заниматься директор», — указывает Бунин. Как и в рассказах «Чистый понедельник», «Пароход „Саратов“», важнейшие события в жизни героев соотносятся со временем Великого Поста. Именно в шестую неделю Великого Поста, последнюю перед Страстной, К. сдает экзамен директору. На экзамене она облачена во всё белое, словно невеста, что подчеркивает двусмысленность ситуации. Весной же с Катей происходят важные изменения — она превращается в «молоденькую светскую даму, […] всё куда-то спешащую». Свидания с Митей всё сокращаются, и последний всплеск чувств Кати совпадает с его отъездом в деревню. Вопреки уговору, Катя пишет Мите всего два письма, причём во втором признается, что изменила ему с директором: «Я дурная, я гадкая, испорченная […] но я безумно люблю искусство! […] я уезжаю — вы знаете, с кем…» Это письмо и становится последней каплей — Митя решается на самоубийство. Связь с Алёнкой лишь усиливает его отчаяние. Митя (Митрий Палыч) — студент, главный герой повести. Находится в переходном возрасте, когда мужское начало переплетается с ещё не полностью отслоившимся детским. М. «худой, нескладный» (девки в деревне/прозвали его «борзым»), делающий все с мальчишеской Неловкостью. У него большой рот, черные жесткие волосы, -/«он был из той породы людей с черными, как бы постоянно расширенными глазами, у которых почти не растут даже в зрелые годы ни усы, ни борода…» (возлюбленная М., Катя, называет его глаза «византийскими»). Повествование о жизни и смерти М. охватывает период чуть более полугода: начиная с декабря, когда он познакомился с Катей, и до середины лета (конца июня — начала июля), когда он кончает с собой. О прошлом М. мы узнаем из его собственных отрывочных воспоминаний, так или иначе связанных с главными темами повести — темой всеохватывающей любви и темой смерти. Любовь захватила М. «ещё в младенчестве» как нечто «невыразимое на человеческом языке», когда однажды в саду, рядом с молодой женщиной (вероятно, нянькой) «что-то горячей волной взыграло в нем», и затем в различных обличьях: соседка-гимназистка, «острые радости и горести внезапной влюбленности на гимназических балах». Год назад, когда М. заболел в деревне, — весна стала «его первой настоящей любовью». Погруженность в мартовскую природу «насыщенного влагой жнивья и черной пашни» и подобные проявления «беспредметной, бесплотной любови» сопровождали М. до декабря первой студенческой зимы, когда он встретился с Катей и почти сразу же влюбился в нее. Пора безумного захватывающего счастья длится до девятого марта («последнего счастливого дня»), когда Катя заговаривает о «цене» её ответной любви: «Я все равно даже ради тебя не откажусь от искусства», т.е. от театральной карьеры, которая должна начаться после окончания ею этой весной частной театральной школы. Вообще изображение театра в повести сопровождается интонацией декадентской фальши — Бунин резко подчеркивает свое неприятие модернистского искусства, отчасти в соответствии с воззрениями Л. Н. Толстого. На выпускном экзамене Катя читает стихотворение Блока «Девушка пела в церковном хоре» — возможно, с точки зрения Бунина, манифест декадентского искусства. М. воспринимает её чтение как «пошлую певучесть… и глупость в каждом звуке», а тему стихотворения определяет весьма жестко: «о какой-то будто бы ангельски невинной девушке». Январь и февраль — пора непрерывного счастья, но на фоне начинающегося раздвоения в прежде цельном чувстве у «уже тогда нередко казалось, что как будто есть две Кати: одна та, которой […] настойчиво желал, требовал Митя, а другая — подлинная, обыкновенная, мучительно не совпадавшая с первой». М. живет в студенческих номерах на Молчановке, Катя с матерью — на Кисловке. Они видятся друг у друга, их встречи протекают «в тяжком дурмане поцелуев», становятся все более и более пылкими. М. все более ревнует Катю: «проявления страсти, то самое, что было так блаженно и сладостно […] в применении к ним, Мите и Кате, становилось несказанно мерзко и даже […] противоестественно, когда Митя думал о Кате и о другом мужчине». Зима сменяется весной, ревность все более подменяет любовь, но одновременно (и в этом иррациональность чувства по Бунину) страсть М. возрастает вместе с ревностью. «Ты любишь только мое тело, а не душу», — говорит ему Катя. Совершенно измученный двойственностью и неопределенной чувственностью их отношений, М. в конце апреля уезжает в деревенскую усадьбу — отдохнуть и разобраться в себе. Перед отъездом Катя «опять стала нежна и страстна», даже впервые заплакала, — и М. вновь почувствовал, как она близка ему. Они договариваются о том, что летом М. приедет в Крым, где Катя будет отдыхать вместе с матерью. В сцене сборов накануне отъезда вновь звучит мотив смерти — вторая тема повести. Единственный друг М., некто Протасов, утешая М., цитирует Козьму Пруткова: «Юнкер Шмидт! честное слово. Лето возвратится», но читатель помнит, что в стихотворении присутствует также мотив самоубийства: «Юнкер Шмит из пистолета хочет застрелиться!» Этот мотив возвращается ещё раз, когда в окне напротив Митиного номера некий студент поет романс А. Рубинштейна на стихи Г. Гейне: «Полюбив, мы умираем». В поезде все вновь говорит о любви (запах Катиной перчатки, к которой М. припал в последнюю секунду расставания, мужики и рабочие в вагоне), а позже, уже по пути в деревню, М. вновь полон чистой привязанности, думает «обо всем том женском, к чему он приблизился за зиму с Катей». В сцене прощанья М. с Катей исключительно важна неприметная деталь — вспоминаемый несколько раз аромат Катиной перчатки. По законам мелодической композиции здесь переплетены противостоящие друг другу лейтмотивы: запах любви (кроме перчатки — Катина лента для волос) и — запах смерти (девять лет назад, когда умер отец, Митя «вдруг почувствовал: в мире смерть!», а в доме ещё долго стоял «или мнился» «страшный, мерзкий, сладковатый запах»). В деревне М. вначале как будто бы освобождается от мучающих его подозрений, но почти сразу же в ткань повествования вплетается третья тема — любви, лишенной душевной составляющей. По мере угасания надежды на совместное будущее с Катей М. все более охватывает чистая чувственность: вожделение при виде моющей окна «поденщицы с деревни», в разговоре с горничной Парашей, в саду, где деревенские девки Сонька и Глаша заигрывают с барчуком. Вообще тема деревни- почвы-земли-естественности («спасительное лоно матери-природы», по Г. Адамовичу) связана у Бунина с чувственностью и томлением, потому все деревенские герои повести так или иначе участвуют в совращении М. Единственной зацепкой в борьбе с плотскими искушениями становится чувство к Кате. Мать М., Ольга Петровна, занята хо- зяйством, сестренка Аня и брат Костя ещё не приехали — М. живет памятью о любви, пишет Кате пылкие письма, рассматривает её фотографию: ему отвечает прямой, открытый взгляд любимой. Ответные письма Кати редки и немногословны. Наступает лето, но Катя по-прежнему не пишет. Мучения М. усиливаются: чем более прекрасен мир, тем он кажется М. более ненужным, бессмысленным. Он вспоминает зиму, концерт, шелковую Катину ленту, которую взял с собой в деревню — теперь даже о ней он думает с содроганием. Чтобы ускорить получение весточки, М. ездит за письмами сам, но все на- прасно. Однажды М. решает: «если через неделю письма не будет, — застрелюсь!» Именно в этот момент духовного упадка деревенский староста за небольшое вознаграждение предлагает М. поразвлечься. Поначалу у М. хватает силы отказаться: он повсюду видит Катю — в окружающей природе, снах, мечтаниях, — её нет лишь в реальности. Когда староста вновь намекает на «удовольствие», М. неожиданно для себя самого соглашается. Староста предлагает М. Аленку — «бабенку ядовитую, молоденькую, муж на шахтах […] всего второй год замужем». Ещё до рокового свидания М. находит в ней что-то общее с Катей: Аленка не велика, подвижна — «женское, смешанное с чем-то детским». В воскресенье М. идет к обедне в церковь и встречает Аленку по пути в храм: она, «виляя задом», проходит, не обратив на него внимания. М. чувствует, «что видеть её в церкви нельзя», чувство греха ещё способно его удержать. Следующим вечером староста везет М. к леснику, свекру Аленки, у которого она живет. Пока староста и лесник пьянствуют, М. случайно сталкивается с Аленкой в лесу и, уже не владея собой, уславливается о завтрашнем свидании в шалаше. Ночью М. «увидал себя висящим над огромной, слабо освещенной пропастью». И в течение всего следующего дня все более отчетливо звучит мотив смерти (в ожидании свидания М. кажется, что в доме «страшно пусто»; в вечереющем небе светит Антарес, звезда из созвездия Скорпиона и т.д.). М. направляется к шалашу, вскоре появляется Аленка. М. отдает ей смятую пяти- рублевку, его охватывает «страшная сила телесного желания, не переходящая в… душевное». Когда происходит наконец то, чего он так хотел, М. «поднялся совершенно пораженный разочарованием» — чуда не произошло. В субботу той же недели весь день идет дождь. М. в слезах бродит по саду, перечитывает вчерашнее письмо от Кати: «забудьте, забудьте все, что было!.. я уезжаю — вы знаете, с кем…» К вечеру гром гонит М. в дом. Он влезает к себе через окно, запирается изнутри и в полубессознательном состоянии видит в коридоре «молоденькую няньку», несущую «ребенка с большим белым лицом» — так возвращаются воспоминания раннего детства.Он влезает к себе через окно, запирается изнутри и в полубессознательном состоянии видит в коридоре «молоденькую няньку», несущую «ребенка с большим белым лицом» — так возвращаются воспоминания раннего детства. Нянька оказывается Катей, в комнате она прячет ребенка в ящик комода. Входит господин в смокинге, — это директор, с которым Катя уехала в Крым («я безумно люблю искусство!» из вчерашнего письма)«. М. наблюдает, как Катя от- дается ему и в конце концов приходит в себя с ощущением пронзительной, невыносимой боли. Возврата к тому, что было «подобно раю», нет и быть не может. М. достает из ящика ночного столика револьвер и «радостно вздохнув […] с наслаждением» стреляет в себя. Р. М. Рильке проницательно указывает на основную причину трагедии: «молодой человек теряет […] способность ожидать течения событий и выхода из невыносимого положения и перестает верить в то, что за этими страданиями […] должно последовать что-то […] иное, которое в силу своей инакости должно было бы представляться более выносимым и переносимым». «Митина любовь» вызвала множество противоречивых оценок. Так, 3. Гиппиус поставила повесть в один ряд с гётевскими «Страданиями молодого Вертера», однако видит в чувствах героя лишь «гримасничающее Вожделение с белыми глазами». В то же время поэтесса М. В. Карамзина определила ^таинство любви"в повести Бунина как «чудо благодатное». Р. М. Бицил-ли в статье «Заметки о Толстом. Бунин и Толстой» находит в «Митиной любви» толстовское влияние, а именно — перекличку с незаконченной повестью Л. Толстого «Дьявол». Сам Бунин указывал, что воспользовался историей «падения» своего племянника. В. Н. Муромцева-Бунина называет фамилию прототипа: «…тронут юный роман Николая Алексеевича (Пушешникова, племянника Бунина. — Ред.), но внешность взята с […] брата, Пети». В. С. Яновский в мемуарах «Поля Елисейские» подтверждает реальность прототипа: «В „Митиной любви“ герой кончает довольно банально самоубийством, тогда как на самом деле молодой человек из его повести постригся в монахи и вскоре стал выдающимся иереем». В. В. Набоков в письме к 3. Шаховской писал: «Бунин мне говорил, что, приступая к „Митиной любви“, он видел перед собой образ Мити Шаховского», т.е. брата 3. Шаховской Дмитрия Алексеевича, поэта, в двадцатые годы постригшегося в монахи под именем отца Иоанна.