Сочинение на тему Образ Юлия Капитоныча Карандышева в пьесе Островского «Бесприданница»»

В своей пьесе «Бесприданница» Островский вывел образы буржуазного общества: крупных дельцов, промышленников-миллионеров, чиновников. Но некоторые темы не зависят от социально-исторических условий, они существуют в любое время и в любом обществе. Такой темой, развивающейся в творчестве русских писателей еще с начала XIX в. становится тема «маленького человека». И в пьесе «Бесприданница» она находит свое развития в образе Юлия Капитоныча Карандышева, молодого небогатого чиновника. Это мещанин новый человеческий тип, который складывался в эпоху буржуазной прозы. Первые сведения о нем мы узнаем из разговора Вожеватова с Кнуровым. Последний особенно нелестно отзывается о Карандышеве: «Ну что такое Карандышев?» Что имеет в виду Кнуров, мы понимаем из другой его реплики: «Ну что знакомство для меня?» Он презирает его за то, что у него ничего нет, что он беден, а большей частью, наверное, еще и зато, что Карандышев жених. Ларисы Дмитриевны. Вожеватов к характеристике Кнурова прибавляет: «Ведь он у нас чудак». Действительно, немало у него чудачеств. Из-за всего этого начинаешь видеть в нем настоящего маленького человека, вызывающего жалость. Кстати, далее Вожеватов говорит, «что простожалость было смотреть на Карандышева». Но, честно говоря, настоящей жалости со стороны Вожеватова по отношению к Карандышеву мы не наблюдаем. Уже в следующей сцене Вожеватов не упускает ни одного повода упрочить за Карандышевым положение ни кого иного, как шута, паяца. Например, когда Юлий Капитоныч предлагает Ивану служить у него за обедом и явиться во фраке, Вожеватов спрашивает Карандышева: «Мне тоже во фраке прикажете?». И на этот язвительный вопрос Карандышев отвечает вполне серьезно. Он нечувствителен к пренебрежительно-снисходительному тону, к обидным колкостям, к тому, что Вожеватов явно над ним потешается. Может показаться, что тут всего лишь добродушное, незлобное подшучивание. Но за ним оскорбительное третирование. Лишь тонкой чертой оно Отделено от прямого издевательства, объектом которого Карандышеву суждено стать в очень скором времени. Таким образом, уже по социальному своему статусу он маленький человек. Его, мелкого чиновника, никто не уважает по-настоящему. Хотя Лариса говорит ему: «Сами по себе вы что-нибудь значите: вы хороший, честный человек». Но это ее «что-нибудь» говорит о совсем немногих ее достоинствах. Эта ничтожность Карандышева идет не от принадлежности его к мещанству, а от его душевных качеств. И в этом отношении он тоже маленький человек, так как он обделен чуткой душой, высокими порывами. Это заурядный человек. Но дело не-только в том, что его скромно одарила природа. Здесь сама духовная скудость мещанства проявилась в духовной скудости героя. В Карандышеве нет ни талантливости, ни размаха, которые есть у Паратова. У него есть лишь мещанские представления об образовании и приличии. Прозаичность образа карандышева делает его совершенно отличным от высокой поэтической души Ларисы. Подобный персонаж не предусмотрен миром романтической поэзии, миром романса. Но он существует в жизни. Быть может, от этого столкновения прозы жизни в образе Карандышева с поэзией в образе Ларисы между ними и нет взаимопонимания. Взять хотя бы сцену, когда Лариса смотрит на волгу и предлагает Карандышеву уехать в деревню, а он не слышит ее устремлений, не понимает ее души, беспокоясь только о том, что говорил ей Вожеватов. Карандышев поучает и попрекает Ларису, одним словом, ведет себя как судья и обвинитель. Однако вопреки ожиданиям, ставит себя в положение обвиняемого. Иначе и быть не могло: не ему учить или осуждать Ларису. Здесь опять его ничтожность, которая вообще рядом с Ларисой Огудаловой проявляется резче всего, и теперь, поучая и упрекая Ларису, он побуждает ее высказать ему откровенные слова, которые он менее всего хотел бы услышать и смысла которых он в самоупоений так и не в силах понять. Порою кажется, что у Карандышева вообще судьба такая, чтобы результаты его действий никогда не совпадали с намерениями. Но Карандышев, этот слабый человек, завистлив и самолюбив. Он постоянно хочет придать значительность своей личности, потешить свое самолюбие. Для этого он развешивает в своей комнате оружие по стенам, для этого и очки надевает. Ведь теперь он «из ничего, да в люди попал», став женихом Ларисы. Вот здесь-то он и мстит всем окружающим за свою уязвленную гордость. Он далее сам не скрывает, что хочет сейчас «повеличаться». Он любит Ларису и способен на любовь. В сцене перед смертью Ларисы Карандышев говорит о своей любви, говорит, в каком он отчаянии: «Скажите же: чем мне заслужить любовь вашу? Я вас люблю, люблю.» И при это он падает на колени. Но вся его беда в том, что он не отдается полностью этой любви, он постоянно думает совсем о другом. Ему необходимо скрыть от других некую правду о себе, что, что он «соломинка, за которую хватается утопающий…» «Пусть хоть посторонние-то думают, что вы любите меня, что выбор ваш был свободен», умоляет он Ларису. Карандышев» вероятно, понимает, что он и есть такая «соломинка». Но он хочет стать другим в глазах людей, значительным, хочет сам забыть о своем истинном положении. Однако ему постоянно об этом говорят напрямую, например, Лариса, которая всегда, впрочем, говорит ему правду. Перед нами маленький человек, но человек жестокий, иногда мстительный. Он думает только о себе, когда просит Ларису пожалеть его и делать вид, что она» любит его. Его мстительность и злоба видны уже в его словах: «Не обижайте! А меня обижать можно?» Но тут же спохватился и успокоил окружающих. После побега Ларисы он кричит: «Жестоко, бесчеловечно жестоко». Но говорит он, конечно же, не о своей жестокости. Он не замечает, Что в безудержном стремлении утвердить себя по отношению к Ларисе был и бесчеловечен, и жесток. Черты мещанина, себялюбивого, цельного, упрямого и злого, своеобразно сплетаются в нем с чертами униженного бедняка. Эта двойственность Карандышева отчетливо выступает в сцене обеда. Это прежде всего сцена глумления над человеком с самолюбием. Карандышев куражится и изображается из себя барина, а выглядит шутом, над которым все смеются. Он не, понимает, что его спаивают. Тихое счастье его не устраивает. Больше всего ему нужно публичное торжество. Это еще раз доказывает сцена обеда. Ему кажется, что он на высоте. ‘Торжествующий» над соперниками, Карандышев хочет показать и свою власть над Ларисой, запрещая ей петь. Но она все же поет, и ему ничего не остается, как признать, что поет она прекрасно. Оборотсная сторона этого обеда, основанного на мелком расчете и мещанском копейничестве, раскрывается в образе тетки Карандышева Ефросиньи Потаповны. Именно она вываливает на сцену всю требуху мещанских расчетов и соображений, столь смешных на фоне богачей и кутил вроде Кнурова и Паратова. Несмотря ни на что, Карандышев способен изменяться. В своем монологе, полном протеста и возмущения, он говорит: «Я смешной человек». Великая перемена в нем происходит. Он способе признаться в своих слабостях и недостатках, смело судит окружающих, а главное говорит искренно. Это признание возвышает его в наших глазах. Да и сам он возвышается в этот момент над прежним собой. В нем пробуждается человек. Так в пьесе Островского возникает мотив, сближающий её с романами Достоевского, в которых также немало маленьких людей. Разумеется, вовсе другим человеком он не становится. Но теперь в отношении к Ларисе у него больше гуманности, чем в отношении ее к нему. Да это и не случайно, так как он окончательно упал в ее глазах. Из этого его монолога становится ясным и его поступок, погубивший Ларису. Он убил ее в припадке мещанского себялюбия, убивает из-за того, что она не захотела стать его «вещью». И вместе с тем, в этом убийстве выразилось отчаяние Карандышева, его последняя попытка защитить себя как человека, отстоять свое достоинство. Маленький человек в изображении А.Н. Островского жалок. Но случайноли то, что слова о «вещи» писатель вкладывает именно в уста Карандышева? Уж не одарил ли Островский этой сильной иразящей мыслью его только потому, что больше её в пьесе высказать было некому? Вполне возможно, потому что, каким бы ничтожным ни был Карандышев, нет у драме другого, более «достойного» персонажа.