Сочинение на тему Фигаро - характеристика литературного героя »

ФИГАРО (фр. Figaro) — герой комедий П.О.Бомарше «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность» (1773), «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (1778), «Преступная мать, или Второй Тартюф» (1792). Ф. принадлежит к числу тех немногих образов мировой литературы, которые одним своим именем олицетворяют жанр. Явившись на свет через два с лишним тысячелетия после возникновения комедии, Ф. сделался таким же символом комедийного жанра, каким применительно к трагедии был царь Эдип. У Аристофана и Менандра, у Теренция и Плавта, у Шекспира и Мольера было множество комедийных типов, наделенных яркими характерами, порой жизненными и достоверными, иногда гротескными и гиперболизированными. Однако столь всеобъемлющего образа, вобравшего в себя различные модификации комического и комедийного, до Бомарше не создавал никто. Искрометное остроумие, находчивость, умение плести комедийную интригу, запутывая ее, а потом распутывая, шутовская бомолохия в сочетании с мудростью — все это обеспечило «звание» Ф. как абсолютного героя комедии. У Ф.— древнейшая родословная. Его античные предки — бомолох (букв, шут у алтаря) комедии Аристофана (Дикеполь в «Ахар-нянах», Тригей в «Мире»; некоторые монологи Ф. обнаруживают рудимент парабасы — отличительной речи в адрес зрителей), а также персонажи новоаттической комедии Менандра и римской паллиаты — слуги-рабы, плуты и обманщики (например, Псевдол Плавта). Среди масок комедии дель арте предшественник Ф.— Арлекин (равно и французский собрат последнего — Криспен). В числе литературных прообразов Ф. называют Панурга Ф.Рабле. Ближайшие предшественники героя Бомарше — слуги (валеты) классицистической комедии Мольера (Скапен, Сганарелъ), Скаррона (Жодле), далее персонажи века Просвещения — Жиль Блаз Лесажа, Труффальдино Гольдони. Родственные образы встречаются у Реньяра и Мариво. Когда первая пьеса трилогии была поставлена, зрители сразу же узнали в герое — автора. Так и повелось считать, что образ Ф. Бомарше списал с самого себя. (Ср. строку Пушкина: «подобный своему чудесному герою, веселый Бомарше…») Существует версия, что драматург указал на родство с героем в его имени, составленном из слова fils (сын) и Сагоп (настоящая фамилия Бомарше), т.е. сын Карона. Это, возможно, легенда, хотя само ее появление символично. Ф.Грандель, биограф драматурга, допускал, что намеренной криптограммы в имени Ф. не было: сработал код, заложенный в памяти Бомарше, которому с младенческих лет приходилось повсюду слышать в свой адрес — «фи Карон». Этот «фи Карон» слился в «фикаро» и стал затем Фигаро. Тот же Грандель отмечает, что в ранней редакции «Цирюльника» имя героя — Figuaro. Последнее можно понять как производное от лат. figure — образовывать, делать. Это вполне соответствует драматургической функции персонажа, который выступает делателем интриги и образует сюжетные имброглио (путаницы). В пьесах трилогии образ Ф. претерпел ряд превращений. «Чудесный герой», о котором говорил Пушкин,— это Ф. «Безумного дня». К нему близок севильский цирюльник первой комедии и весьма далек персонаж «нравоучительной драмы», сочиненной двадцать лет спустя. «Первый» Ф., по аттестации Бомарше, «малый себе на уме, человек беспечный, который посмеивается и над успехом, и над провалом своих предприятий». К развязке «предприятия» отнюдь не безразличен «второй» Ф. и в силу этого выказывает себя «наиболее смышленым человеком своей нации». Последний же, «третий» Ф., согласно ремарке автора,— «человек, обладающий большим жизненным опытом». В двух первых комедиях герой находится в центре событий. Он фигурирует в названиях пьес. У него самая выигрышная с точки зрения сценичности роль. В начале трилогии Ф. появляется как традиционный персонаж комедии, призванный устроить счастье влюбленных, одолеть тех, кто замысливает против них козни. Все, что предпринимает Ф., до него сотни раз делали комедийные «ходатаи свадеб» — и Лсевдол, и Арлекин, и Тристан («Собака на сене» Лопе де Вега), и многие другие. Ф. передает любовные записки графа Альмавивы к Розине, дурачит опекуна д-ра Бартоло, нейтрализует Дона Базиля и, наконец, вовремя подсовывает нотариуса, заключающего брачный контракт. Мастер на все руки (брадобрей, аптекарь, сочинитель), Ф. уверенно ведет комедийную интригу и в финале достигает намеченной цели. Отличие Ф. от многочисленных предшественников — в его вездесущности. Герой поспевает «здесь и там». Ставшие крылатыми слова «Figaro si, Figaro la» отражают не только «зерно» образа, но и новый тип драматургического поведения. Ф. «Безумного дня» переменил занятия: он теперь состоит на службе у сеньора в качестве домоправителя и камердинера; герой оставил свободную профессию цирюльника, лишился свободы выбора (без санкции графа его брак с Сюзанной невозможен). Вместе с тем Ф. утерял нить драматургической интриги, которую плетут женщины, — Розина, Марцелина и в первую очередь Сюзанна. Он попадает в ловушку, устроенную для графа. Оба, Ф. и Альмавива, — объекты интриги, тогда как в первой комедии они выступали ее субъектами, создателями. Эффект комедийной интриги Бомарше достигает посредством игры между ложным и действительным субъектами действия. В «Се-вильском цирюльнике» д-р Бартоло убежден, что распоряжается происходящим, а на деле всем управляет Ф. В итоге — предосторожности доктора оказались тщетными. Ложные субъекты интриги второй комедии — Альмавива и Ф.; они попадают впросак, выступая генераторами комического и комедийного. Общность драматургической перипетии не делает Альмавиву и Ф. сюжетными союзниками. Тут они противники, обреченные на агон. В сценах-поединках между Ф. и графом Бомарше продолжает традицию мольеровских агонов (Дон Жуан и Сганарепь, Альцест и Филинт), придавая им острый социальный смысл. Соперничество Ф. и Альмавивы (оба влюблены в Сюзанну) обусловлено сословным неравенством. Сюзанна уже совершила выбор в пользу Ф. Тем не менее «старинное право первой ночи» позволяет графу иметь на нее вполне определенные виды, и Ф. перед этим «правом» сеньора социально бессилен. В таком положении он волей-неволей оказывается социальным героем, уязвленным несправедливостью общества, в котором Альмавива, «человек довольно-таки заурядный», всем обеспечен, а он, Ф., «ради одного только пропитания вынужден выказывать такую осведомленность и такую находчивость, каких в течение века не потребовалось для управления всеми Испаниями». Инвективы Ф., обличающие лукавых царедворцев, авантюристов-политиков, продажных судей, сделались манифестом «третьего сословия». Ф. не только заявил «права гражданина», но и продемонстрировал способность их отстаивать. К этому Ф. относились знаменитые отзывы современников Бомарше: например, слова Людовика XVI («Если разрешить эту пьесу, то Бастилия будет разрушена») или утверждение Наполеона, что комедия явилась «революцией в действии». В образе социального героя Ф. долгое время жил на страницах газет, журналов, книг — у себя на родине и за рубежом. Так, советские театроведы называли персонажа Бомарше «буревестником французской революции» (С.С.Мокульский) и говорили о нем, как о будущем Марате или Робеспьере. Театр такого Ф. чаще всего игнорировал, предпочитая крутому резонеру веселого водевильного шалопая. При всей незатейливости подобных трактовок надо признать в них известную справедливость. Ф.— герой комедии, его темперамент «человека и гражданина», по закону жанра, не перерастает в пафос, а, напротив, подвергается травестии и снижению. Роль Марата ему не предназначена. Перефразируя реплику пушкинского персонажа, адресованную Бомарше, можно сказать, что Ф. слишком смешон для ремесла Марата. В этом смысле самым проницательным судьей комедии оказался историк Гальяр, ответивший на вопрос Людовика, можно ли допускать «Женитьбу…» на сцену: «Пьеса чересчур весела для того, чтобы быть опасной». Дальнейшая судьба образа подтвердила это мнение. «Опасные» герои XIX века происходили от многих персонажей (Чацкий, например, от Альцеста), только не от Фигаро, потомками которого стали персонажи, живущие в мире приключений,— д ‘Артаньян, капитан Фраккас, Остап Бендер.