Сочинение на тему Роль прогресса в романе «Янки дворе короля Артура»

О прогрессе и хотел сказать Твен в «Янки из Коннектикута», Хэнку поначалу все кажется диким в той стране, куда он попал, Но осваивается наш герой в этом причудливом королевстве достаточно быстро. И убеждается, что эти кельты на поверку почти такие же, как американцы, только они сильно отстали от современных веяний. А может, не так уж и сильно? У них рабство, но ведь и в Америке совсем недавно было рабство, и караваны невольников, и бичи надсмотрщиков, и разлученные семьи, в общем, все те жестокости, которые потрясли Хэнка, когда волею авторской фантазии он сам был продан с торгов. У них страшные тюрьмы, где люди за пустячный проступок томятся десятилетиями, но разве многим лучше американская тюрьма, куда «друг Гольд-смита» из рассказа Твена попал лишь по той причине, что был китайцем. У них какой-нибудь важный лорд вправе повесить своего холопа за попытку бунта, но и в Америке разъярившаяся, науськиваемая подстрекателями толпа линчевала настоящих или мнимых преступников, не разбираясь, в чем те провинились. У них дети развлекаются игрой в виселицу, только ведь и американские сверстники Тома и Гека забавы ради играли в охоту на беглого негра или в войну с индейцами, требующую непременно снять скальп врага. У них соседи человека, бежавшего из темницы, куда он был брошен по произволу феодала, скопом помогают ловить этого горемыку, и Хэнк возмущается подобной низостью и трусостью, Но тут же он вспомнит, что в недавнюю Гражданскую войну белые бедняки с Юга «ваяли ружья и проливали кровь свою за го, чтобы не погибло учреждение, которое их же л принижало». И, насмотревшись таких вот зловещих совпадений, Хэвк скажет с досадой: Право, иногда хочется повесить весь род человеческий, чтобы положить конец этой комедии». Скоро подобные настроения — очень мрачные, беспросветные — начнут все чаще посещать Твена, коренным образом изменив отношение к нему соотечественников, не узнававших былого юмориста. Пока это еще не самая заметяая нота. Но для «Янки из Коннектикута» она не случайна. Ведь Твен стремится понять истинную меру и истинную цену прогресса. И выходит, что о прогрессе нельзя судить, подразумевая, подобно Хэнку, одни лишь технические новшества, вроде железной дороги между Лондоном и столицей Артура Камелотом или пароходов, поплывших по Те мае перед изумленными взглядами людей VI века. Нет, прогресс — это прежде всего способность человека наконец-то разрешить спор гуманности и бесчеловечности так, чтобы во всех сферах жизни восторжествовал подлинный разум, победило подлинное добро. А если так, го за тринадцать столетий, разделяющих артуровскую Британию и Америку времен самого Твена, человечество продвинулось по пути прогресса совсем незначительно, Даже, пожалуй, и вовсе ничего не достигло, Поэтому и не удается замысел Хэнка учредить республику американского образца на месте феодальной монархии. В отличие от него, подданные короля Артура не могут прозревать ход истории. Их представления о республике смутны, но, вникая в проекты янки, уже и они постигают, что в грядущей республике никуда не денется, а лишь изменит свой облик «позолоченное меньшинство», которому принадлежит вся власть. И рабство тоже сохранится, пусть в иной форме. И о человеке все так же будут судить не по его личным качествам, а по его чину, рангу и богатству. Исчезнет аристократия, не такой всесильной станет церковь, но всего этого слишком мало, чтобы канули в прошлое несправедливость и угнетение и чтобы человек ощутил себя по-настоящему счастливым. И Хэнку остается: лишь горько сетовать на отсталость и тупость жителей артуровского королевства, именуя народные массы стадом овец, не способных понять собственное благо, а потом с тоской наблюдать, как рушится; фундамент цивилизации, возведенный его стараниями. Записки янки обрываются на полуслове. Автор, выдающий себя лишь за издателя и комментатора этой рукописи, врученной ему забавного вида незнакомцем, которого он встретил, осматривая в Англии коллекции одного исторического музея, ограничивается очень кратким описанием последних часов пребывания Хэнка Моргана на земле. В предсмертном бреду янки называет имена своих спутников по странствиям в королевстве Артура. Какой точный штрих! Хэнк снова преодолел время и вернулся в свой Хартфорд, но душа его осталась в том самом средневековье, которое так проклинал деловитый и изобретательный механик-американец. Видимо, что-то сломалось в его стройных и недалеких представлениях о цивилизации, прогрессе, демократии, счастье. Видимо, после своего таинственного приключения он по-новому взглянул на привычные ему с детства порядки — и, сам это не до конца сознавая, потянулся к иной эпохе, к другим берегам, к жизни, совсем не похожей на американскую будничность. Она ничем не лучше, эта другая жизнь, она груба, жестока, примитивна — от Твена странно было бы ожидать романтических вздохов о золотых временах рыцарства. Просто прямой контакт двух далеких друг от друга эпох, осуществляющийся на страницах «Янки из Коннектикута», обнажил несовершенство реальной американской действительности и иллюзорность свершений, которыми так гордились американцы, подобно твеновскому герою. Но ведь оторваться от этой действительности, перенесясь в былой век, возможно лишь в сказке. А сказка кончается на последних страницах книги, оставляя Хэнка перед лицом проблемы, для него неразрешимой. Реальность Хартфорда ему скучна и тягостна. А пригрезившийся двор Артура уже невозвратим. И, говоря словами Твена из подготовительных записей к роману, янки «теряет всякий интерес к жизни… задумывая самоубийство» . Так вот невесело завершается книга, поначалу казавшаяся только еще одной остроумной пародией на ходячие вздорные идеи. Работая над ней, Твен искал ответа на сложнейшие вопросы, которые ставит перед человеком жизнь, и ответов не находилось — во всяком случае, таких, которые бы его удовлетворили. Но Твен был не из тех, кто готов легко капитулировать, столкнувшись с подлинной сложностью и даже с драматической полярностью взаимоисключающих начал, которые, однако, совмещаются и в реальности, и в самом человеческом сознании. Он хотел объяснить окружающий мир, добравшись до его сутн, и он верил, что в мире не иссякают бескорыстие, самоотверженность, доброта, жажда справедливости, не гаснет истинная человечность. И в этом его тоже убеждала история.